Алексеева он потерял из виду с самого начала, но нисколько не удивился этому: где ж тут уследишь! Ермакова, Костина и Рассохина он видел в течение нескольких первых секунд, но потом и они исчезли, заслонённые от него грузными телами немецких самолётов. Он стрелял и стрелял, кидаясь от «юнкерса» к «юнкерсу», но теперь попадать стало труднее: стадо расползалось в разные стороны, редело, «юнкерсы» удирали маленькими группами, поодиночке. Воздух, такой переполненный ещё несколько мгновений назад, пустел.
Внизу, на снегу, догорал сбитый «юнкерс». «Нет, не я его сбил, - думал Рябушкин. - Неужели они уйдут, а я так никого и не собью?»
Тревога охватила Рябушкина. Рассохин позволил ему вылететь, взял с собой на такой замечательный подвиг, а он ничего не сделал, никого не сбил. Он увидел на земле, на самом берегу, ещё один горящий «юнкерс», и этот «юнкерс» тоже был сбит, вероятно, не им. Нужно немедленно совершить что - то необычайное, нужно доказать им всем, пока не поздно.
К несчастью, Рябушкин потерял довольно много времени из - за своей нерешительности. Он погнался сначала за одним «юнкерсом», но скоро понял, что уже не догонит, бросил его, погнался за другим и тоже бросил, заметив, что тот затягивает его в глубь захваченной немцами территории. Тем временем «юнкерсы» окончательно разбрелись. Под Рябушкиным был лес, он боялся заблудиться и свернул к северу, чтобы выйти на озеро. И тут вдруг слева от себя заметил два «юнкерса», ещё не успевшие уйти.
Они уходили на запад, в сторону Шлиссельбурга, держась очень близко друг к другу. Их ещё можно было догнать, и Рябушкин, круто свернув, погнался за ними. Заметив Рябушкина, они, вместо того чтобы прижаться к земле, как поступали остальные «юнкерсы», стремившиеся обезопасить себя от атак снизу, стали набирать высоту. Это несколько обескуражило Рябушкина; однако он полез вверх за ними.
Первую атаку совершил он сзади. Но объединённый огонь пулемётов обоих «юнкерсов» был так силен, что ему пришлось отвернуть в сторону. Тогда он попытался атаковать правый «юнкерс» сбоку; но «юнкерсы» с необычайной ловкостью повернулись к нему хвостами, и он опять оказался под объединённым огнём их пулемётов и опять отвернул.
Он понял, что напал на очень опытных и слетавшихся лётчиков. Он наскакивал на них справа, слева, сверху, но всякий раз «юнкерсы» мгновенно перестраивались и встречали его таким дружным, умело согласованным огнём, что он отступал. Неудачи подстёгивали его, и он без конца возобновлял атаки.
Вертясь вокруг них, он внезапно оказался под ними. С бешенством отчаяния смотрел он на их круглые акульи животы. И вдруг к нему вернулась надежда.
Оба «юнкерса» шли рядом, очень близко друг от друга. Их можно протаранить - оба одним ударом.
Он расстегнул ремни, которыми был прикреплён к сиденью. Ощупал кольцо парашюта на груди. И круто устремил свой самолёт вверх, прямо в узкий промежуток между двумя «юнкерсами».
В последнее мгновенье он закрыл глаза. Свист в ушах. Самолёт его несся на предельной скорости. Вот - вот он заденет левым крылом один «юнкерс», а правым - другой, и все три машины грудой обломков рухнут на землю.
Скоро ли? Почему так тянется время?
Он не вытерпел и открыл глаза. «Юнкерсов» перед ним не было. Он глянул назад, вниз и увидел их. Оба «юнкерса» шли в прежнем направлении и только промежуток между ними стал шире.
Он понял: они расступились и пропустили его.
Когда «юнкерсы» обратились в бегство и стали удирать поодиночке, разбредаясь в разные стороны, Костин выбрал «юнкерс» и пошёл за ним. Он наметил себе именно его, потому что «юнкерс» этот шёл как - то неуверенно и, видимо, был повреждён. Этот «юнкерс» не прижимался к лесу, подобно другим «юнкерсам», а, напротив, старался держаться как можно выше, так как, вероятно, не был уверен, что дотянет до своего аэродрома.
Костин, набирая высоту, пошёл за ним, но не прямо, а сложным, изломанным путём, чтобы не дать экипажу «юнкерса» догадаться о своих намерениях. Оглянувшись, он увидел за хвостом своего самолёта самолёт Алексеева и обрадовался. Значит, Алексеев нашёл его. Алексеев шёл за ним следом, искусно и точно повторяя все его эволюции.
Костин не очень любил Алексеева, может быть, совсем не любил его, но никогда этого не высказывал. Бачки, франтовство, насмешливость - всё это раздражало Костина, особенно за последнее время, когда они оба стали ежедневно посещать библиотеку. Однако из чувства справедливости он не позволял себе думать об этом. Он знал, что Алексеев - отличный пилот, что теперь, после того как ранили Грачёва и убили Никритина, Алексеев - один из наиболее опытных лётчиков эскадрильи.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.