Спустя некоторое время на работе друг упал со строительных лесов. Мы подняли его, отнесли в бытовку, вызвали «скорую». Он бредил и повторял только одно слово: «Мама».
Юрка проснулся и открыл глаза. Под ватным одеялом тепло, а в темноте, далеко в ногах, виднелась крапинка света. Юрка прислушался, осторожно приподнял край одеяла. Дверь в комнату была открыта, и он увидел отца. Отец сидел за письменным столом, спиной к нему, и что-то быстро писал. У стула, на полу, лежали скомканные листки бумаги. Юрка долго смотрел на коротко подстриженные волосы отца, на бледно-розовую полоску шрама под левой лопаткой, который, как говорила мама, остался у него от финской войны. Юрка чуть слышно вздохнул. Ему очень хотелось сделать так, как всегда делала мама, если отцу было плохо или он сердился: подойти, обнять за шею и сказать на ухо те, наверное, самые лучшие слова на свете, после которых отец уже совсем даже не сердился, а просто шутливо ворчал. Но Юрка этих хороших слов не знал, спросить их у мамы он почему-то раньше не догадался, а сейчас спросить не у кого, потому что мама умерла. Правда, один раз, когда отец снова пришел домой хмурый и неразговорчивый, Юрка тихо попросил:
– Папа, будь веселым, пожалуйста.
– Веселым? – Отец горько усмехнулся. – А с какой радости?
Юрке очень хотелось рассказать, как он целый день ждет его, как ему пусто в квартире, а по вечерам страшно. Хотелось рассказать, как он тогда сидит у печки, смотрит на огонь, как много раз подогревает суп, который покупает в столовой. Сказать, как хочется уткнуться лицом в его холодное пальто и просто так постоять, и чтобы отец погладил его по голове и пожалел – как мама, и еще... Но отец смотрел в окно, и Юрка тихонько отошел.
А потом в один из вечеров отец пришел с работы веселым.
Юрка сидел у печки на опрокинутом набок табурете и колотил кочергой по головешке, похожей на кукурузный початок. В прихожей было темно и тепло. Шаги отца он услышал еще на первом этаже. Они были быстрые, легкие, и он даже не успел закрыть дверцу печки, как дверь распахнулась и вошел отец. От него вкусно пахло морозом, табаком.
– Привет, Юрий Васильевич! – весело воскликнул он. – Почему не спим?! Почему нет света?! Печку топим – хорошо! А ну, держи! – И отец достал из кармана красное, крепкое и холодное, словно туго слепленный снежок, яблоко. И раздеваться стал охотно, не так, как раньше...
После того вечера отец стал приходить всегда в хорошем настроении, курить стал меньше, но приходил так поздно, что Юрка уже спал. По выходным они ходили в кино. Отец покупал мороженое, лимонад. Юрке было радостно и тревожно одновременно. Он несколько раз хотел спросить у отца, почему тот теперь такой веселый, но не спросил.
Об этом Юрка узнал позже, в один из выходных дней. Они пошли в центр города другой дорогой, дальней, по улице, на которой Юрка никогда не был.
– А вот здесь живет хороший человек, – сказал отец и показал на двухэтажный, окрашенный в бледно-зеленый цвет дом.
– Хороший? – Юрка удивленно посмотрел на отца. – А ты откуда знаешь?
– Да уж знаю, – рассмеялся отец. – Подожди немного, я вас познакомлю...
А вот вчера отец вернулся раньше обычного и хмурый. Медленно, словно жалея, что пришел, разделся и, даже не попив чаю, лег.
Юрка слышал, как отец долго ворочался, курил, подходил к окну...
«Поссорились», – подумал Юрка, и на душе у него стало так плохо, что он чуть не расплакался.
Потом он услышал звук отодвигаемого стула, шаги.
– Юра? Ты спишь? – негромко спросил отец.
Юрка затаил дыхание. Отец тяжело вздохнул и ушел на кухню. Послышался шум льющейся воды, звяканье стаканов.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
Размышления о роли общества и семьи в профессиональном становлении молодежи
С композитором Алексеем Мажуковым беседует специальный корреспондент «Смены» Леонид Плешаков