Сороковой день

– С одной спички, – вступился за Алексея Саша.

– Я все минералы знаю! – сказал Антонов, ободренный поддержкой брата. – И где их искать знаю! У меня мама с профессором Верховским работает...

– Чтобы с камешками разобраться, надо с людьми подружиться, – сказала Ольга Ростиславовна. – Не будешь с людьми дружить, ничего не добьешься. Вот ты про маму сказал... Я ее хорошо знаю. Она у тебя прекрасный человек. Парасковью Филипповну в деревне с детства все любили, маму твою. И когда она в сельскохозяйственной школе кухаркой работала...

– Она лаборант! – запальчиво крикнул Антонов. – И не работала кухаркой!

– Ну, что ж тут плохого? – удивилась Ольга Ростиславовна. – Сейчас там Ани Семеновой мама работает.

– А моя мама не работала! Не работала! – закричал Антонов. Слезы душили его. Он уже не мог сдерживаться и все твердил и твердил остервенело, не слыша звона колокольчика, возвестившего перемену: – Не работала, не работала!

Он сам не понимал, почему, но с того случая как-то постепенно, сами собой, у него наладились отношения с учениками. Только на Ольгу Ростиславовну он еще долго был обижен и, отвечая ей на уроке, всегда отводил глаза. А когда приехала в одно из воскресений из Ленинграда мать, спросил ее про сельскохозяйственную школу. Работала ли она там кухаркой?

Мать засмеялась.

– Работала, Леха. Я и с папкой твоим в этой школе познакомилась... Приехал он читать курсантам лекции. И неделю я кормила его супами своими... – она обняла Алешу, прижала к себе. – Папка уж и не мог потом без моих супов. Это только ты, привереда, супы плохо ешь!

...Вечером в доме у Дарьи Филипповны собрался народ. Алексей Николаевич с трудом узнал Аню Семенову, когда-то веселую и озорную девчонку, с которой они были, особенно дружны в детстве. Деревенские мальчишки, из тех, кто помладше, дразнили их: «Тили-тили тесто, жених и невеста».

– Что, Лешенька, на улице не признал бы, – спросила Семенова и улыбнулась. И Антонов почувствовал в ее наигранно бодром голосе обиду. Обиду за то, что не смог он сразу узнать Аню, не смог скрыть своего разочарования.

Загорелая до черноты, с выцветшими на солнце волосами, Аня показалась Антонову задерганной и неспокойной. Она то громко смеялась по любому пустячному поводу, то вдруг задумывалась, и лицо у нее становилось замкнутым и отрешенным. Зато Борис Ситников, которого Алексей Николаевич не видал, наверное, лет двадцать, был таким же добродушным и улыбчивым увальнем, как и раньше. Только на большой сивой голове появились залысины, да отрастил курчавую, тоже сивую, бородку. Жену его, Варвару, Антонов видел впервые – Ситников женился совсем недавно. «Своих-то баб мало, – успела шепнуть Алексею Николаевичу тетка с осуждением. – Так с Псковщины привез».

Разговор получился шумный, безалаберный, как всегда бывает при встрече старых знакомых. Дарья Филипповна уже несколько раз заглядывала на веранду и приглашала к столу. Наконец все перешли в избу.

После того, как помянули Ольгу Ростиславовну, Антонов спросил:

– А как она умерла? Не очень болела? – И по тому, как все неожиданно притихли, понял, что здесь не все просто.

– Это я, я во всем виновата! – со вздохом сказала Аня Семенова, и губы ее страдальчески скривились.

– Ну, Аня! – ласково сказал Саша. – Перестань, в чем ты виновата?

Она взмахнула рукой, словно хотела от кого-то защититься, и разрыдалась. Варвара обняла ее и стала что-то ласково шептать.

– Ты, мама, не рассказала Леше? – обернувшись к Дарье Филипповне, спросил Саша. Та отрицательно качнула головой.

– Неладно с Ольгой Ростиславовной вышло, – хмуро сказал Ситников. – Пошла зачем-то ночью на реку. На ГЭС. То ли в голове у нее помутилось, то ли еще чего... Утром выловили.