Конфликт

Резко звонит телефон.

Кому я сегодня понадобилась?

– Скорее в школу. Тебя вызывает Ангина. Бе-е-шеная! Это Ольга Семеновна, из соседнего класса.

– Что случилось?

– Она молчит. Ты беги, она велела: «Срочно!»

Каждый раз мне очень тяжело в кабинете Лидии Петровны видеть Ангину. Неохотно открыла я тяжелую дверь, заглянула. Ангина тут же привстала над столом и так застыла.

– Ну!

Я подошла, остановилась против нее.

– Ну? – переспросила она.

Я никак не могла понять, что означает ее «ну», ее замершая поза, ее налившаяся краснотой неподвижность.

Как всегда в отношениях с ней, я и теперь избрала наступление. Уселась в кресло независимо, положила нога на ногу, уставилась на нее не мигая.

– Вы меня вызывали?

Мне терять было нечего: я твердо решила первый класс не брать, и в сумке лежало готовое заявление об уходе, которое, я была уверена, она молниеносно подпишет.

– Довольна? Устроила красиво? – Впервые я услышала ее истинный голос, истошный, беспреградный, ее крик. – Ты устроила? Организовала? Всех сорок подговорила? Подстроила?

Она осела внезапно в кресло, и синеватая краснота сменилась бледностью. Сейчас за директорским столом сидела старая, измученная, оскорбленная женщина. В опущенных плечах ее, в седых спиральках, как всегда победоносно вскинувшихся надо лбом, была такая неистребимая печаль и усталость, что вся моя независимость моментально исчезла.

Они вместе учились в гимназии, Настя и Лида, вместе стали преподавать в одной школе. Они обе любили одного человека... Мертвым грузом спавшая во мне информация неожиданно ожила сейчас. Почему я позабыла, что Анастасия Григорьевна – лучшая подруга Лидии Петровны? За что-то ведь та любила ее?! Что-то видела в ней, чего не увидела я, если всю жизнь была рядом?

Передо мной несчастная женщина. Почти физически я ощущала, как моя ненависть к ней прорастает жалостью. А когда ненависти, обиды на нее совсем не осталось во мне, я обрела способность действовать. Я не знала, что натворили мои дети и в чем я сама виновата перед ней, – но сейчас я готова была сделать для нее все, что угодно. Я вскочила, кинулась к воде.

– Анастасия Григорьевна, у вас с сердцем плохо. Давайте позову врача. – Я поднесла к ее дрожащим губам стакан с водой, ждала, когда она станет пить.

Из глаз ее сползали по блеклым щекам мутные слезы. Она не стыдилась их, и они становились все обильнее и крупнее, эти мутные слезы очень старого, очень усталого человека.

– Анастасия Григорьевна! Милая! Успокойтесь. Все поправится. Вот, выпейте воды. Ну, пожалуйста, – без передышки говорила я, понимая, чувствуя лишь одно, что она – единственный на всем свете близкий человек Лидии Петровны и что судить ее, ненавидеть я не имею права. Я должна жалеть ее, несчастную! – Все устроится, я прошу вас, не плачьте, ну, выпейте воды, вот у меня валерьянка есть, случайно. Вы успокойтесь.