– Так что? – переспросил следователь. – Как все-таки ваш зять относился к Георгию Васильевичу? Приятелями они были? Друзьями?
– Не представляю, что у них могло быть общего. Игорь парень молодой, современный, а Георгий... Я знаю его много лет...
– Старшего брата тоже знали?
– Знал.
– Расскажите о нем, – неожиданно попросил Скаргин.
– О Дмитрии? – удивился Тихойванов. Ему было что рассказать, но смущала та же мысль: нужно ли? Неужто это и впрямь интересует следователя? Ну, раз надо, так надо. Ему видней...
За год до начала войны в их дворе появился коренастый светловолосый парень с ярко-синими глубоко посаженными глазами. Вместе со своим младшим братом Жоркой он поселился во флигеле, который раньше занимал дворник дядя Миша, и на следующий день уже мел улицу, нацепив на себя широкий дворницкий фартук.
Ходили слухи, будто их родители до революции имели мельницу, будто раскулачены Советской властью и высланы куда-то в Сибирь, но слухи смутные, неопределенные, и многие в них не верили.
Должности своей Дмитрий не стеснялся. Замкнутый, почти бессловесный, он быстро делал свое дело и исчезал на весь день. Изредка по вечерам у него собирались какие-то люди, мужчины и женщины, он выгонял младшего брата и запирался во флигеле.
Четырнадцатилетний Жорка дневал и ночевал во дворе, но из-за вздорного- и диковатого характера своим среди сверстников так и не стал. О брате отзывался по-разному: то хвастал его силой, превозносил его ум и хитрость, а то начинал жаловаться, что Дмитрий обзывает его хромым, срывался на крик, говорил, что ненавидит и его и всю их компанию картежников. Непонятно было, ревнует ли он брата к ночным посетителям или завидует, вымещает злобу за свою увечную ногу...
Старшего Волонтира видели редко: утром за работой, а иногда вечером, когда, принарядившись, он присаживался к ребятам и рассеянно слушал песни и их разговоры. Несмотря на разницу в возрасте – ему уже исполнилось двадцать шесть, – Дмитрий предпочитал общество ребят моложе себя, кое-кого даже приглашал к себе во флигель, где угощал вином.
Бывало, братья дрались: из-за закрытой двери флигеля доносились истошные крики Жорки, но на вопрос, за что его бил старший брат, он с вызовом отвечал, что еще неизвестно, кому больше досталось, ему или Митьке. И он не хвастал: старшего частенько видели с царапинами и синяками. Однажды, это было зимой, Жорка прямо посреди двора напал на брата. Припадая на левую ногу, он подкрался сзади и неожиданно кинулся на него, вцепившись в шею мертвой хваткой. Дмитрий, матерясь, отбивался от его зубов и ногтей, кое-как отбросил в сторону, и Жорка отлетел в сугроб...
На следующий день стало известно, что драка произошла из-за Нины Щетинниковой – тридцатидвухлетней вдовы погибшего в финскую кампанию Егора Щетинникова, весельчака и балагура, всеобщего дворового любимца.
– Из-за Щетинниковой? – переспросил следователь.
– Ну да, Дмитрий встречался с ней, собирался жениться.
– А при чем здесь младший брат?
– Наверное, не хотел, чтобы Дмитрий привел ее к ним в дом, а может, ревновал: она, Щетинникова, красавица была... – Федор Константинович собрал на лбу морщины. – Мы, ребята, все были в нее немного влюблены...
– Скажите, а какие отношения с братьями были у вас лично?
– В общем-то никаких. Дмитрий приглашал меня к себе, но я не ходил. Тогда, знаете, вином не увлекались, в карты тоже...
– А с младшим? Тихойванов вздохнул.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.