Кончался декабрь, самый ветхий месяц этого года... Метель гоняла белые колеса по пустынным перронам. Снег толокся под ногами, мелкий и сухой, как мел. Задористо покрикивал маневровый тепловоз.

В затылок сержанту Шорникову шел Вьюнцов, за ним переваливался в постовом тулупе матрос Адырбаев. Все трое отдувались клубами морозного пара. На крышах подземных колодцев грелись, словно на железных проталинах, притихшие воробьи. На стрелках запасной ветки караул встречал помощник военного коменданта – бравый лейтенант с тоненькими усиками. Лейтенант, несмотря на мороз, щеголял в новенькой фуражке с чернобархатным – танкистским – околышем, хотя к его железнодорожным эмблемам полагалось обычное сукно. Он здорово промерз, этот щеголь, в своих зеркальных «хромочках» и пижонской фуражечке и потому рысцой кинулся к воротам из колючей проволоки, перегораживавшим рельсы. Там, у бетонной рампы, стояли два товарных вагона, густо запорошенные пургой. В одном из них находился воинский груз, в другом надлежало жить караулу.

Шорников придирчиво осмотрел пломбу на отдвижных дверях, пластилиновые печати, расписался у лейтенанта в бумагах, и с этой минуты ответственность за груз, за Вьюнцова и за Адырбаева, за все, что может случиться с ними в дальней дороге, легла на его плечи всеми нешуточными своими параграфами строгих инструкций, суровых уставов, неумолимых кодексов. Стае даже пошевелил лопатками от такой тяжести. Поскорее бы этот вагончик прикатил на место...

Лейтенант попрощался и исчез. Адырбаев, скинув вещмешок и расчехлив карабин, затоптался у опломбированного вагона – его смена первая.

– Ну и колотун! – отбивал чечетку по дощатому полу теплушки Вьюнцов, – В таких вагонах только мамонта Диму возить. Померзнем, командир!

Надо было бы сразу его оборвать, как это умел делать Кисурин, мгновенно переходя с запанибратского тона на официальное «вы». Шорников пропустил мимо ушей небрежное «командир». Не хотелось стычек в самом начале пути. Прикрикивать и одергивать Стас никогда не любил; во всех караулах под его началом сам собой возникал ровный лад того товарищества, какое бывает в небольших рыбацких артелях или иных сообществах, где каждый знает, что ему делать, и делает это без понуканий и без уверток.

— Так померзнем, говорю, шеф! – приплясывал старший матрос.

— Держи брезент, фирма! – вскочил в вагон Стас.

В настывшем железе оказалось холоднее, чем снаружи. Шляпки болтов поросли махровым инеем. Промерзшая газета на полу захрустела, как целлофан. На куске резинового жгута, запасливо прихваченного из казармы, Шорников подвесил ведро с водой – не расплещется в качку.

Едва растопили печку, подкатил толкач, тоненько свистнул и потащил куцый состав через сортировочную горку туда, где формировался поезд. Их поставили почти в самую голову: в трех вагонах от локомотива. Но тепловоза пока не было, его вот-вот должны были подогнать к зеленому почтовому пульману. Шорников спрыгнул вместе с Адырбаевым размять перед дорогой ноги. Увесистый снежок стукнул в спину.

– Привет, служба!

В дверях почтовика обнимал за плечи двух железнодорожных девиц парень в черном картузе. Девчата хихикали: снежком запустил кто-то из них.

– Соседями будем! – Парень спрыгнул в снег и сбил картуз на затылок; вместо ремешка фуражку украшал шнур, сплетенный из разноцветных проводков. – Так что гони сигарету! Лучше парочку... Тань, будешь? Нет, конечно. Ну, мы за тебя с Зинкой...

Парень выбрал из пачки три «примы», одну сунул за ухо, а две другие раскурил. Стае сразу понял причину столь непринужденного знакомства: легкий винный дух шел от почтаря. Лязгнул откидной лист, и обе девушки спустились по приступке. Зина, плотная румяная молодайка с железнодорожной кокардой на шапочке из розового мохера, отменно затянулась и выпустила через ноздри двурогую струйку. Другая, пышно кудрявая и ясноглазая, грызла яблоко.

– Ну, что? – обнял парень девчат. – Махнемся не глядя? Меняй своих орлов на моих лебедей! А?! – И захохотал, довольный шуткой.

Шорников усмехнулся, пыхнул дымком. Парень не отставал:

– Куда едем, начальник? Ага... Понимаю! Военная тайна. А что везем? Бомбу? Ах, пардон! Опять тайна. «Мо-оя тайна с черными глаза-ами... Я слишком устала быть тайной!»

Но тут печально пробасил тепловоз – все бросились по вагонам.

В теплушке за брезентовой перепонкой малиново пылала печка. Иней на болтах растаял. Вьюнцов в одной фланелевке шуровал в топке кочергой, как заправский кочегар.

Шорников ушел на холодную половину, облокотился на брус, перегораживающий проем. Поезд мчался, выметывая из-под колес снег, угольную пыль и пространство. Ночная тундра убегала к северу вместе с чередой телеграфных столбов. На крутых выгибах виден был тепловоз, видно было, как бьются в луче лобового прожектора спутанные плети пурги, как светятся окна почтового вагона...

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• 9
• …
• 11
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.