Транзитный караул

Вагон прогромыхал над заснеженной рекой. За коротким мостом снова пошли, заструились вровень с полом площадки крепко сметанные, отглаженные сибирскими сиверами сугробы. Мертвая вода лежала вокруг, стертая морозами в белый сыпучий прах. Снег здесь так промерз, что, казалось, никакая доменная печь не способна была выплавить из него хотя бы ручеек...

— Вот что! – расстегнул Стас шинель. – Надевайте! А я пока полный комплекс отработаю. Мне она только мешать будет...

— Что вы делаете?! – непритворный ужас расширил глаза. – Не надо! Я все равно не стану надевать! Слышите?!

Но Шорников уже кутал плечи девушки в слишком просторную для нее шинель. Он остался во фланелевке и в зимнем плотном тельнике. Мороз пропитал эти два слоя сразу, как вода, и у Стаса заняло дух от острого холода. Он лег на пол площадки и отжался раз пятнадцать. Стало чуть теплее.

«Ерунда... До Кедровки часов пять, – успокаивал он себя. – Продержусь! Пять часов непрерывной работы: отжиматься, подтягиваться, приседать... Подумаешь, пять часов...»

Потом стал подтягиваться на скобах, ведущих на крышу. Подтягиваться было удобно, почти как на турнике. Но Шорников прервал упражнение и полез наверх. Осмотрев крышу вагона, он спустился к Тане.

— Кажется, есть шанс перебраться в теплушку!

— Как?

— Можно пробежать по вагонам! А на крыше нашей теплушки есть люки. Через них можно спуститься... Ты как? Сможешь?

— Не знаю...

— Пока мы совсем не закоченели, надо перебираться. До Кедровки еще долго. Я-то выдержу, а вот ты...

— Ветром сбросит... Скользко.

— Не сбросит. Там смотровые дорожки проложены. Десять минут, и мы у печки с горячим чаем! Ну!? Ты только не трусь! Вспомни, как в кино по крышам бегают, да еще отстреливаются.

— Так то в кино. А тут контактный провод рядом, только задень – три тысячи вольт...

— Если пригибаясь бежать, не заденешь! Да и дорожка сбоку. Посмотри сама, а там решишь.

Покатые спины вагонов ходили из стороны в сторону и вверх-вниз. Поезд шел на подъем и потому весь состав, вся длиннющая цепочка качающихся крыш просматривались до самого тепловоза, видно было даже, как дымила труба заветной теплушки – четвертой от головы. Эта видимая цель дразнила своей благодатностью и своей досягаемостью. Она обещала тепло, пахучий печной жар, в какой можно было окунуться с головой, сразу всем телом – от промерзших мочек ушей до скрюченных холодом пальцев на ногах. Дымок из трубы тянулся к ним ариадниной нитью, указывал путь к спасению, и Таня решилась.

Стае подсадил ее на крышу, и девушка ухватилась за край дорожки. Они приподнялись, но при первом же резком качке чуть не слетели с узенького настила, проложенного вдоль крыши. Шорников первым успел присесть и рывком за руку удержал девушку на дорожке. Ему очень хотелось перебежать на четвереньках – так было надежнее, но постеснялся Тани. Ветер пронзал фланелевку ледяными иглами.

Впереди чернел разрыв между вагонами, который надо было перепрыгнуть, Стас подвел к его зыбким и лязгающим краям Таню за руку. Прыгать предстояло поодиночке – в этом не было никакого сомнения, но девушка вцепилась в него двумя руками, и Шорников не знал, как освободиться.

– Не бойся! – кричал он ей в испуганное лицо. – Делай, как я!.. Ну, смотри! Все очень просто...

Тане страшно было выпустить самую надежную на этой жуткой крыше опору – Шорникова; она припала на колено, боясь, как бы ветер не стащил ее за полы шинели вниз под колеса.