Набережная Блока

Расстояние между ним и Марией Сергеевной увеличивалось с непостижимой быстротой.

Задыхаясь, женщина поймала на мушку пушистую пыжиковую шапку, чуть приподняла ствол револьвера и нажала на спуск. Грохнул выстрел, и вспышка его была неразличима среди этого слепящего дня. Руку Марии Сергеевны жестко подбросило.

– Сто-ооой!

Мария Сергеевна успела заметить, что пуля попала в самый верх пыжиковой шапки и просекла ложбинку в меху.

Мужчина кинулся к подъезду с железным козырьком, поддерживаемым узорчатыми кронштейнами, рванул на себя дверь.

Дверь не поддавалась.

– Сто-ооой!

Мария Сергеевна подбежала к мужчине и выстрелила над самой его головой. Брызнули полыхающие солнцем сосульки, и осколки льда осыпали преследуемого с головы до ног.

Он повернулся к Марии Сергеевне лицом и поднял обе руки вверх.

Она не была готова к тому, что преследуемый так легко сдастся, так покладисто поднимет руки, и автоматически нажала на спуск. Пуля опять угодила в зеленую бороду сосулек на козырьке подъезда, и лед опять окатил мужчину с головы до ног.

И тишина.

Тишина. Тишина. Тишина.

Только осколки льда, подскакивая, звенели под ногами мужчины и женщины. И еще было слышно, как тяжко дышат оба – Мария Сергеевна и незнакомец.

Она навела наган на задержанного и дожидалась, когда у нее успокоится дыхание.

Мария Сергеевна плохо видела незнакомца, а он, не опуская рук, разглядывал ее, и она стала видеть его лучше: нестарое, с румянцем, лицо, обросшее вьющейся бородкой, карие глаза и особенное их выражение – в них были загнанность, тоска, злость, любопытство...

Внезапно он улыбнулся и сказал с удивлением:

– А красивая вы!

Мария Сергеевна задышала часто-часто. Никогда прежде она не слышала таких слов. Ни разу в жизни никто не признавался ей в любви. Она была не хуже, не лучше своих сверстниц, но все они, кроме нее, даже самые некрасивые, еще перед войной вышли замуж, а она нет. Любовь обошла ее, и Мария Сергеевна смирилась с мыслью о том, что, честно исполняя служебные обязанности, она не изведает семейного счастья. Почему обошла ее любовь, Мария Сергеевна не знала. Возможно, потому, что всю жизнь – в школе, в милицейском училище, на работе – она занимала ответственные посты: секретарь комитета комсомола, председатель местного комитета и так далее. Сослуживцы говорили про нее:

– Не женщина, а боевой товарищ.

А Мария Сергеевна была женщиной, в большей степени женщиной, чем большинство ее подруг, что вышли замуж, нарожали детей и успели устать от любви. Наверное, в свое время мужчины влюблялись в нее, не обиженная внешностью, она всегда была на виду. Но никто никогда не говорил ей о любви, полагая, по-видимому, что «у нее кто-то есть». А у нее никого не было, никогошеньки, никогда, и ее черемуха отцвела.