– Не знаю, – ответила Анна. Исаченков почти выкрикнул:

– Нет, знаешь! Ты мне нужна! – И тут же тише, больным и враз севшим голосом: – Понимаешь? Нужна! – гвозданул кулаком по земле. – Ты это пони маешь?

Анна молчала, и Исаченков неожиданно понял, что ничего не получится у него с этой женщиной, все покатится под гору, останутся потом только боль, обида, недоумение. Он вскочил, цепляясь за траву и макушки кустов, вскарабкался наверх, разгреб перед собою темноту. Вдруг услышал за спиной дыхание. Не оборачиваясь, понял: Анна.

– Не обижайся на меня. – Она в первый раз обратилась к нему на «ты». – Пожалуйста. Ты хороший, преданный друг. Друг. Но большему быть не суждено... Пойми меня. Пожалуйста.

Сильный ветер хлестнул по макушкам сосен, накрыл деревья разом и, придавливая и ломая их, покатился вниз. «Вот и конец бабьему лету», – с глухой тоской подумал Исаченков.

Назавтра пошел дождь. Уезжали поутру, едва размытая полоска света синевато выцветала горы. Дождь был мелким, нудным, липким, словно мокрая пыль. «Икарус» уже взревывал мотором во дворе отеля. Завтрак получили сухим пайком – огромные, в две ладони, бутерброды с острой, обсыпанной перцем и толченым чесноком ветчиной.

Когда автобус заскользил вниз по асфальтовой нити, переброшенной поперек склона, Исаченков вдруг увидел, как из мокрых, охолодавших за ночь кустов выскочила комолая олениха с тонконогим жиглявым олененком, непугано посмотрела на автобус, на это огромное голосистое чудище, – отступила назад, в водянистую листву. Дождевые капли катились, будто шары, перечеркивали стекло, след тут же обволакивала туманная пыль, которую снова прорезал очередной ртутный катыш. Было одиноко на душе.

Анна сидела рядом с Исаченковым, молчаливая, напряженная, с темными пятнами под глазами. Он думал, что она пересядет на другое место – «Икарус» мог запросто вместить две такие группы, было много пустых кресел, но Анна осталась на старом месте.

Когда выехали на трассу и дождь припустил еще сильнее, свинцовым горохом забарабанив по крыше автобуса, Анна вдруг проговорила шепотом:

– Слушай!.. Запиши номер телефона...

Исаченков шевельнулся, распрямляя затекшие ноги, прислушался к себе...

– Не надо, Анна, – уткнулся лбом в стекло, глядя, как из-под колес выплескивается на обочину чистая дождевая вода.

На развилке остановились: переводчик Вацлав покидал группу. Но прежде, чем нырнуть под железный козырек беседки, около которой, подбирая пассажиров, тормозили автобусы, он взял в руки микрофон, вежливо попрощался, потом, посмотрев на огромный, величиной с тарелку спидометр, произнес незапрограммированное:

– Всего мы проехали по Чехословакии три тысячи восемьсот пятьдесят восемь километров.

Автобус двинулся дальше, дождь стал молотить по бокам и крыше еще сильнее, грохот стоял барабанный, от него звенело в ушах. «Бабье лето, где же ты? – спросил себя Исаченков, стараясь не глядеть на Анну. – Куда ты делось?»

Он вдруг услышал какой-то тонкий и трогательный звук, почувствовал легкий запах дыма, чего-то домашнего, теплого, близкого, но потом наваждение истаяло, и он понял, что это был последний звук, последний запах бабьего лета. Эта было прощанием.

А за окном все шел и шел дождь, порывами, бился о стекло то мелко, то крупно, в картечь, и, казалось, не будет ему конца...

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.