То, что я расскажу, кому-то из вас может показаться сказкой. А это правда. Самая настоящая правда, и она так прекрасна и так, я бы сказал, волшебна, что и мне самому кажется сказкой Но это ничего не изменяет... Вы уж сами решите, что это... Да и не все ли равно, что... Разве роза перестанет благоухать, если ее назовут колючим растением...

В одной средней школе, которая называлась народной гимназией, потому что она находилась не в очень буржуазной стране, хотя и не такой, которую можно было назвать вполне демократической, в этой самой гимназии училась девочка по имени Лиззи. Ее многие считали самой доброй, самой внимательной. И это подтверждалось всем поведением, всеми поступками девочки. Она была очень приветлива и щедра, всегда угощала всех чем только могла. Очень часто она дарила приятные вещички... Пустяки, но все же приятные. Разве не заманчиво получить затейливый карандашик, редкий значок, даже просто яркую ленточку... А иногда она делала и более дорогие подарки. Например, одной девочке Лиззи подарила почти новые туфли, подарила потому, что они стали ей малы. Другой она подарила тоже почти новое платье. Оно тоже оказалось мало Лиззи.

Так она поступала очень часто, некоторые от нее получали билеты в театр, в цирк... А иногда она помогала деньгами... Потому что в этой, еще не вполне демократической стране были очень нуждающиеся дети.

Среди них особенно нуждалась Мери. Она была сиротой и воспитывалась у тетки, которая так трудно зарабатывала на самое необходимое.

Мери тоже называли доброй. Хотя она не могла даже поделиться завтраком, потому что он бывал так скуден, что ей едва хватало его. Дарить она могла только свои приветливые улыбки. Могла принять участие в беде. Помочь чьей-то больной матери. Могла только то, что могла... Амогла она не так много и не так заметно.

Как-то за что-то, кажется, за участие в каком-то празднике или торжестве гимназией были получены пять приглашений в Советский Союз. В Артек.

Приглашения были розданы пяти классам. Ученики должны были сами назвать того, кто поедет в Артек.

В классе, о котором я рассказываю, решили присудить пригласительный билет самой доброй девочке. Так решили, и все. И когда так решили, то стало ясно, что в Москву поедет Лиззи. Но для того, чтобы она поехала, необходимо было голосование класса. И не простое, а тайное.

В классе возникли довольно серьезные разногласия. Нашлись пять или шесть школьников, которые настаивали, что в Артек должна поехать только Мери.

Споры отложили до дня общего собрания класса, до дня тайного голосования. В этот день вспыхнули жаркие схватки, и когда споры разгорелись, кто-то предложил прочитать новую поэму очень скромному юному сочинителю по прозвищу «Мурлыка». Так прозвали его потому, что он как-то слишком нараспев, будто мурлыкая, читал свои стихи.

И вот он выступил. Выступил на этот раз, вовсе не мурлыкая. Он как-то особенно чеканно читал свою маленькую поэму, каждое слово которой находило живой отклик в душах слушающих.

Поэма называлась «Щедрая принцесса». Уже самое ее заглавие заставило насторожиться класс.

Когда же поэма зазвучала, все замерли. Замерли потому, что в ней рассказывалось очень неожиданно и очень правдиво о щедротах некой принцессы. И хотя щедроты были весьма завидными и приятными, все же они, да и она сама, производили какое-то мало украшающее принцессу впечатление. И в ее добрых делах, в каждом благодеянии чувствовалось, что принцесса поступает так не потому, что она добра, а потому, что ей хотелось выглядеть доброй... А потом оказалось, что ей не просто хотелось, а необходимо было выглядеть доброй. К тому же она была очень богата, и ей ничего не стоило кому-то подарить колечко, кому-то нарядные башмачки, а кому-то и золотую монету.

Юный поэт ни полусловом не обмолвился о Лиззи, даже малюсенького намека не было, что ее отец все еще остается хотя и мелким, но фабрикантом. Мурлыка даже не взглянул на Лиззи. Напротив, он ей очень низко поклонился, когда она благодарила его за прекрасную поэму.

После ее прочтения председатель классного собрания предложил голосовать. Были розданы по числу школьников тридцать девять листочков. И тут асе голосование началось. Когда листочки были опущены в урну, их предложили прочитать вслух Мери.

Мери подошла к столу и громко прочитала первый листочек. На нем крупно было написано имя «Лиззи». На втором листочке Мери замешкалась и отложила его. Зато третий – громко и радостно – был прочитан: «Лиззи!» Четвертый, за ним пятый и шестой листочки Мери снова отложила.

– Мери, ты не оправдываешь нашего доверия, – сказал председательствующий. Он принялся читать сам и, читая, показывать листки. С каждым новым листком нарастало ликование. Оно перешло в крики восторга. Все повскакивали с мест. Когда же дочитывался последний, тридцать девятый листок, на котором, как и на тридцати семи, было написано имя «Мери», началось невообразимое.

Побледневшую Мери бросились обнимать, целовать. Обнимала и поздравляла ее и Лиззи. Она громко сказала:

– Но все же нашлись из тридцати девяти двое, которые не оценили тебя, самая добрая из всех нас... Я представляю, – не умолкала Лиззи, – какой была бы ты, если б у тебя были другие возможности... Как стыдно должно быть тем двум, кто не написал на своем листке твое имя...

В это время юный поэт по прозвищу Мурлыка, предпочитавший правду всему остальному, сказал:

• Страницы:
• 1
• 2
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.