Длинные ресницы Анны метнулись вверх.

— Скажите, Анна, – кашлянул Исаченков, – а яблоки эти можно рвать?

— Можно, но не нужно. Любой водитель запишет номер нашего «Икаруса», и тогда вам пришлют счет на десять килограммов. На десять, учтите! Даже если вы сорвете всего-навсего одно яблоко.

— Понятно, – проговорил Исаченков, – что ничего непонятно. Они же все равно пропадут...

— Вовсе не обязательно. Эти деревья принадлежат дорожным участкам, и те распорядятся урожаем... А вон направо, посмотрите, плантация хмеля...

Ровными стенками отлетающие назад заросли хмеля были похожи на виноградники – такие же деревянные стояки, винтовочными стволами глядящие в небо, такие же веретенообразные зеленые стебли.

— Больше всего его растет на севере, это предмет экспорта. Убирают его тут комбайнами. А когда наступает горячая пора, то сорок пять тысяч школьников выходят на подмогу. Вы смотрели фильм «Старики на уборке хмеля»?

— Нет, не смотрел... А вы слишком о многом знаете. Как преподаватель младших классов. Тот обязан знать все – и арифметику, и язык, и еще кучу других предметов. Сколько же вам лет?

Анна наклонила голову, усмехнулась.

— Ну, вы не в том еще возрасте, чтобы скрывать его. Хотя у французов, например, бывают женщины до двадцати пяти и двадцати пяти лет...

— Мне ровно двадцать пять. И возраста своего я не скрываю. Что еще? Где родилась? Какой институт окончила? Семейное положение? Адрес, телефон? Владею или не владею иностранными языками? – Она неожиданно начала отхлестывать Исаченкова словами. А он только краснел и крутил головой: сам виноват, сам подставился.

Когда Исаченков после экзекуции возвращался на свое место, его остановил Гриня, подмигнул, помидорно светя щеками:

– Ну как? Ничего молодая-интересная? Э-э... Не закадрил, значит! И мне она вчера галошей по портрету...

«Икарус» свернул на пыльный вязкий проселок и вскоре остановился у негустых, уже обвядших, готовящихся отойти ко сну лозняковых кустов.

– Вот и граница! – объявил Вацлав.

Исаченков ожидал увидеть колючую проволоку, вспаханную нейтралку, высоченных, способных загрызть корову псов, но ничего этого не было. Просто проселок уходил дальше, вскарабкивался на покатую лысину поля и сваливался на центральную площадь небольшой островерхой деревушки, посредине которой хорошо прокаленным старым кирпичом краснела кирха...

Прошло еще два дня, и группа их как-то самостийно, сама по себе разбилась на пары, на тройки, на четверки – так было удобнее и по городу ходить, и в магазины заглядывать, и даже пиво пить, которое здесь было знатнее знатно-

го – с копчеными колбасками, поджаренными на горячем дыму. И, подчиняясь общему закону, Исаченков теперь много времени проводил с Анной, много разговаривал на темы самые разные: говорили о Чехословакии и о Москве, о средневековой живописи и о замке Карлштейн, о кукольной фабрике в Седльчанах и о бабьем лете – говорили обо всем, что хоть мало-мальски интересовало обоих.

— Слушайте, Анна, у меня такое впечатление, что я в вас влюбился, – сказал как-то Исаченков.

— Напрасно, – спокойно отозвалась Анна. – У меня дома муж и сын.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.