В чем же дело? Почему живет, а порой и процветает рвачество? Чем кормится эта тягучая болезнь, которая хоть и не угрожает нам эпидемией, но и не исчезает?
Позволю себе высказать несколько предположений.
На молодежную стройку, по крайней мере впервые, за деньгами приезжают единицы. Большинство едет... за счастьем. Ни много ни мало. Одному для счастья нужно настоящее, великое дело, другому – трудности, которые позволят утвердить себя в собственных глазах, третьему – романтика во всех видах, четвертому – друзья до гроба или хотя бы интересная, дружная компания.
Так вот, вирус рвачества поражает прежде всего тех, кто не нашел того самого, в собственном понимании, счастья.
Активней всего молодежь рвется на стройки в их первый, наиболее трудный период. На палатки и костры согласно подавляющее большинство, хотя не все их, конечно, выдерживают. Но вот возводятся дома, прокладываются дороги, открываются магазины, столовые, кинотеатры, ребят расселяют по благоустроенным общежитиям, а они – они, увы, начинают тосковать. В чем дело?
Дело в том, что они приехали на стройку за иным, не ростовским и не свердловским стилем жизни и, в частности, уровнем общения. Палаточное равенство и братство они принимают взахлеб: и труд и радость делятся на всех, подлинная ценность каждого на виду, отношения просты и человечны.
Но город начинает благоустраиваться, и многое меняется. В общежитиях газ и горячая вода, однако у входа вахтер, ребят и девушек пускают друг к другу в гости с большим скрипом, ночные бдения с гитарой, с откровенными горячими разговорами становятся все реже. Теперь вечерами видятся в основном на танцах, в кафе, где встречают уже не по уму, а по одежке, по прическе, по манере себя вести. Уровень быта явно поднимается, хотя и не дотягивает до того, что был дома. А вот уровень общения падает значительно ниже не только палаточного, но и того, от которого ведется отсчет – ростовского или свердловского. Романтика трудностей катастрофически убывает; Сложить хорошую компанию становится не легче, чем в старом, устоявшемся городе. Словом, прибавляется благополучие – уменьшается радость. (Об этом парадоксе подробнее поговорим в следующий раз.)
И вот иным овладевает мысль: если радость не дается сегодня, может, стоит перетерпеть и поднапрячься ради радости завтрашней? А именно, заработать побольше денег, которые потом в свое удовольствие потратить. И вот малый налегает на деньги. Работа начинает делиться для него не на интересную и нудную, а на выгодную и невыгодную. Жизнь становится вовсе серой, а он все равно удовлетворен: ведь на книжке лежит на тысячу целковых счастья, да еще проценты идут!
Конечно все это наивно. Радость нельзя скопить, нельзя заготовить впрок, как грибы на зиму. Единственный надежный путь к счастью завтрашнему – быть счастливым сегодня. Но парень этого не знает. Потому и не замечает, как уходят от него любопытство, непосредственность, щедрость, как скудеет и съеживается его единственная душа...
Кстати, рвачество далеко не всегда вырастает из корысти. Оно может быть и нелепой формой самоутверждения. Вот юный романтик едет строить завод в тайге или степи, на прощание сказав родителям, друзьям и знакомой девушке, что хочет не прозябать, а гореть, и что уж кто-кто, а он лично трудностей не испугается. Прибыв на место, пишет домой, что трудностей, как он и хотел, навалом, что ребята вокруг отличные и завод они, кровь из носу, но пустят вовремя! И в доказательство посылает любительскую фотографию, где по белому фасаду только что построенного корпуса красным кирпичом выложено: «Дадим первую продукцию в 1974 году!»
Однако идет время, год, изображенный на фасаде, кончается, а до готовой продукции еще весьма далеко. Раздраженные каменщики, ругаясь, вырубают из белого кирпича красный и вместо конкретной цифры выкладывают лозунг поосторожней: «Дадим первую продукцию в срок!» В газетах строителей начинают поругивать, и знакомая девушка в письме задает нашему романтику ехидный вопрос: что ж ты, мол, так – может, крови в носу не хватило?
Ошиблись плановики, подвели смежники, прихвастнули руководители стройки, но перед своими-то знакомыми болтуном оказался наш герой! И он пишет, чтобы оправдаться: не от меня зависело, я не лентяй – по две сотни в месяц заколачиваю, а деньги даром не платят. Впоследствии он может привыкнуть к этой форме самоутверждения, позволяющей отвечать только за себя. Вот вам и еще рвач. Причем очень уж странный: требует денег, а получив их, тут же разбазарит, раздаст, а то и пропьет с приятелями – увы, порой кончается и этим:..
А чаще всего толкает молодых к рвачеству бестолковщина в постановке дела, работа для. процента, для рапорта, для отчета. Как в нашей истории с детским садиком. Раз труд не приносит удовлетворения, раз он заведомо пойдет насмарку, пусть хоть деньги дает!
Самая тяжкая «пахота» может быть бескорыстной. Халтура бескорыстной не бывает.
...Нравственный, духовный климат молодежной стройки. Он не входит ни в какие отчетные показатели. Но как же он влияет на все без исключения отчетные показатели!
Вот конкретный случай, имеющий прямое отношение к нашему разговору, – еще одно челнинское знакомство...
На улице Гидростроителей, в прогале между двумя большими магазинами, – деревянная будочка с окошком: срочный ремонт обуви. Работают два сапожника, причем парни такие, что сразу возникает подозрение: будку эту поставили словно для съемок фильма. Оба белозубы, горбоносы, с черными горячими глазами, а над всем этим великолепием мягко курчавятся волосы смоляной черноты.
Но парни не актеры: орудуют сапожным инструментом с таким артистизмом, какой под силу только настоящему профессионалу.
– Откуда, ребята? Отвечают с легким акцентом: – Из Ташкента.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.