Наверное, многие женщины любили его и мечтали прибрать к рукам, но от семейных уз Федор шарахался, как необъезженный жеребец от упряжи. Так он был создан. Постоянство тяготило его. Женщины это чувствовали и прощали ему все увлечения и измены.
Лишь один раз Калинушкин чуть не влюбился.
Она работала билетершей в горсаду, а ему как раз понадобились билеты на аттракцион. Он пришел в горсад с друзьями, они стояли позади и жаждали прокатиться на самолетах.
Деньги у Калинушкина были, но он хотел еще раз продемонстрировать друзьям свою неотразимость. И попросил в кредит. Она отказала.
Калинушкин не колебался ни секунды. Окошечко в кассе было узкое, а плечи у Федора — широкие. Он загородил ими кассу и, отстегнув часы, протянул их в окошко. Она посмотрела на него и вернула часы вместе с билетами.
Вечером он провожал ее. Они шли по гулкой булыжной мостовой, и он вдохновенно рассказывал ей о пассатах и муссонах, о шквалах и альбатросах в грозовых тучах, о смуглолицых женщинах далеких южных морей.
В подъезде он сделал попытку поцеловать ее, но она вырвалась и убежала.
Дожидаться воскресений у Калинушкина не хватало сил, и он ходил в «самоволку». За это можно было попасть под арест, однако Федор рисковал не задумываясь.
Но однажды он встретил ее в парке с курсантом. Наверное, у нее ничего не было с тем парнем, но «измена» смертельно обидела Калинушкина. Он назвал курсанта салагой и толкнул его. Курсант не знал о громких титулах Калинушкина и полез в бой. Нокаут последовал на первой минуте.
Вспоминая потом эту историю, Калинушкин во всем винил «соблазнителя-курсанта. А что касается девушки, то он признавался, что она ему действительно нравилась...
Зная по опыту, что сейчас начнутся душещипательные воспоминания, Баландин сказал:
— Разговорчики отставить! Пятнадцать минут на прием пищи — и спать. Всем. Дежурить буду я. Подъем в двенадцать ноль-ноль.
Когда ели, Калинушкин, отправляя в рот румяный кусок американской колбасы, спросил:
— А правда, командир, что союзники ее из опилок делают? Мне один баталер в Питере травил.
Баталер — матрос хозяйственной службы.
— Неправда, — ответил Баландин. — У твоего баталера в голове опилки.
— Я ему то же сказал, а он мне загнул что-то насчет синтеза. И круговорот элементов в природе приплел. В будущем, говорит, все будет делаться из подсобного материала. Лежит доска, к примеру. Ты ее — в аппарат особый. Кнопку чик — получай бифштекс с кровью. Даже водку, говорит, из нефти делать станут. Тут уж я, натурально, не поверил.
Одинцов засмеялся.
— Про колбасу поверил, а про водку нет? Калинушкин, как конь, повел на радиста фиолетовым огненным глазом.
— Колбаса, серый ты человек, для желудка. Он гвозди переварит. А водка для души. С нее и спрос особый. Хотя для кого как. Для тебя, небось, лучшая рыба — колбаса, а, пехота?
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.