Никогда не перестаю удивляться, попадая за пятнадцать минут из жары, из пыли долины на снег, на ветер. Кресло идет местами высоко над склоном, ноги болтаются над пропастью, но только экскурсанты с минводских и нальчикских автобусов застегивают предохранительные цепочки, а всем, кто катается на лыжах, подъем по канатке давно привычен. И хотя я поднимаюсь по Чегетской канатной дороге для работы там, наверху, а не для катания, все равно каждый раз это непривычно, небуднично, особенно весной и осенью, когда в долине жара. В такие дни первые языки снега появляются выше девятой опоры. Перед ней канатка идет круто вверх, и высота набирается так быстро, что иногда закладывает уши.

Со мной мои лыжи. Я на них катался всю прошлую зиму и за летними заботами отремонтировать не успел: сквозь содранную пластмассу проглядывает алюминий, стальные канты не выправлены, не точены, на тафлоне скользящей поверхности глубокие царапины, рубцы. Мне стыдно на них смотреть. А ведь совсем неплохие лыжи: в мае мы пешком поднялись под самый предвершинный гребень Чегета, выше всех канатных дорог, снег там был сухой и сыпучий, как зимой, и лыжи плыли по нему легко, плавно. Наверное, как раз для такого снега подходят мои лыжи, или я был тогда в ударе?

Не было ни единого лыжного следа перед нами. Мы спускались небольшой группой — девчонки, парни, и путь нам показывал Алексей Александрович Малеинов — начальник Чегетской канатной дороги. За несколько дней до этого в высокогорном кафе «Ай» праздновали его 58-летие, и он танцевал с нами целую ночь. Все преподносили ему подарки. А теперь он нам сделал один большой подарок — повел на вершину Чегета и оттуда вниз нетронутыми южными полями: километры свободного спуска к самому Донгуз-Орунскому озеру под перевалом.

...Я набрал скорость, и меня стало выносить из дуги поворота. Эх, черт с ним, иду ва-банк! Лыжи чуть уже плеч, колени прижаты к груди, я лежу на своих коленях, а локти опущены вниз, кисти рук в перчатках перед лицом, и сквозь них ветер обтекает руки, очки, сушит рот...

Лыжи уходят ровно, не рыская, не вырываясь из-под ног. Впереди никого. Только сзади догоняет неясный крик: «Эй-ей-ей». Зовет рассерженный Малеинов; и я начинаю осторожно останавливаться, тормозить по широченной дуге, а под конец резко закантовываю лыжи, и они жестко врезаются в фирн. Чувствую, что получилось красиво. Ну и пусть теперь ругают!

А ниже мы разогнались все вместе. И вдруг проталина поперек пути: черная трава, мелкие камни. Можно бы затормозить, но кто-то первый проскочил прямо по ней, и все за ним по траве, по камням, только лыжи дернулись, застучали на миг; и опять ласковая нежность снега. Разве будешь что-нибудь беречь в минуту такого полета, даже лыжи!

Лыжи устроены сложно: в них металл, стеклопластик, дерево. Лыжа должна жестко сопротивляться скручиванию, иначе не будет держать на крутом льдистом склоне. Но при этом должна сохраниться гибкость. Когда хорошие лыжи заезжают в выемку склона, они не зарываются, не тормозят, а выскальзывают, со сказочной легкостью выносят вас в блистательный полет — и это ли не есть счастье? «Лыжи, быть может, не являются счастьем, но вполне могут заменить его» — эти слова не случайно стали эпиграфом к книге Бонне и Моруа «Лыжи по-французски», недавно вышедшей в русском переводе.

Если руками гнуть хорошую лыжу, то в ней ощущаешь чуть уловимую нелинейность жесткости, и в этом весь смысл. «Нелинейность» — математический термин, строгое объяснение которого здесь неуместно, но можно почувствовать его смысл. Вот, представьте, что вы гнете толстую доску. Она, конечно же, жестче лыжи. Тогда вы начинаете состругивать доску по форме лыжи, пробуете ее, гнете, сравниваете с лыжей по ощущениям руки и вдруг с удивлением обнаруживаете, что доска стала мягче лыжи, но похожей на нее так и не была, потому что нельзя простую доску превратить в лыжу.

А хорошие лыжи — это удача их создателя! Их, как и любую удачу, почти невозможно повторить. Еще не выведены уравнения качества лыж; это, наверное, так же трудно, как математическое определение достоинств скрипки.

Той весной, когда во второй половине дня солнце уходило с северных склонов, я исследовал деформацию снега на горном склоне (это моя работа, она дает материал для изучения снежных лавин). А по утрам я катался на лыжах, потому что жил на горе в хижине целую неделю, чтобы не спускаться каждый день в долину.

С тех пор и лето уже прошло. И вот я снова поднимаюсь на Чегет.

Пересадка у кафе. Кругом снег. И только совсем далеко, в глубине, темнота долины, и крохотные автомобильчики снуют по шоссе. Не успел спрыгнуть с кресла, как увидел лыжницу в гоночном шлеме, в синем обтягивающем комбинезоне. Она наклонилась, застегивая крепления на лыжах. Мне показалось, что я ее знаю, но уверенности не было. Лыжницу обступили экскурсанты, поднявшиеся сюда в пальто и шляпах. Они бесцеремонно разглядывали ее, лыжи, ботинки, костюм, а один протянул руку и потрогал белый пластмассовый шлем. Тогда она выпрямилась, обернулась, и я сразу узнал ее, подошел, заговорил — чемпионка страны по слалому Светлана Исакова.

Она сегодня тоже первый раз после лета надевала лыжи. Сделала несколько шагов, толкнулась палками, съехала с бугра. Говорит: «Непривычно как, уже отвыкла». Вот не мог представить, что ей могут быть непривычны лыжи. А потом на северной трассе она обогнала меня, остановилась, сказала: «Делаете успехи». А ехал я, как корова; вот уж кому непривычно, так это любителю-дилетанту. Может быть, дилетанты испытывают даже большую радость от лыж, чем спортсмены. Для настоящего гонщика тренировки — тяжелый труд. Трудятся они и для соревнований и для нас, чтобы мы катались, подражая им, чтобы, переживая за них на «заоблачных стартах», потом становились на свои лыжи...

Светлану Исакову я первый раз увидел прошлой зимой в кафе «Ай». Стоял я с приятелем, а он рассказывал: «Девочка такая, восемнадцать лет. Ребятишки местные ее обступили, говорят: покажи медаль. И она протягивает им золотую медаль в коробочке. А потом забрала медаль и отдала шоколадку какую-то особую, тоже награда».

А Света была тут же, в «Ае». Она стояла спиной к нам, у стеклянной стены кафе и, поставив ногу на скамью, застегивала замки ботинка. За стеной — вершина Донгуз-Оруна и ослепительная пелена облаков. От яркого света не видно ничего, только темный силуэт девушки.

Я подошел к ней:

— Света, я хочу написать о горнолыжниках.

— Интересно ли будет вам со мной говорить, может, с кем-нибудь другим?

— Как вы прошли «гигант»?

— Я упала, с падением была седьмой.

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.