Я с любопытством вслушивался в его речь и смотрел в его лицо. Я видел глубочайшее понимание событий, происходящих в этом мире, видел, где начинаются и чем кончаются эти события, приводящие гений Константина Эдуардовича к совершенно ясным умозаключениям, повелительно требующие обоснования космической эры в жизни человечества. Мне становилось понятным неизбежное наступление космической эры со всеми вытекающими из этого последствиями — новой наукой, новой техникой и новыми философскими воззрениями. К. Э. Циолковский гранитными глыбами вкладывал в мое сознание потрясающие факты звездного мира и неотступную необходимость человеку приблизиться к этому миру и затем войти в него.

— Уж настало время думать об этом, — говорил он, показывая мне те или иные звездные скопления и системы.

Я не замечал страха в его глазах, но я еще боялся этих космических бездн, подобно Паскалю, философский томик которого в белом кожаном переплете лежал у меня на столе.

И чем дальше и больше говорил

Константин Эдуардович о необходимости человечеству войти в космическую эру, тем меньше я испытывал страх и тем ближе становились мне эти звезды, мигающие светло-голубыми и розовыми огоньками.

— Какое счастье для разума человека, что существуют эти звезды! — сказал Константин Эдуардович.

В марте следующего года я познакомился со знаменитым шлиссельбуржцем Николаем Александровичем Морозовым. Он в свое время в выдвинул гипотезу о том, что существующая и общепринятая в исторических науках хронология неверна и историческое летосчисление, принятое повсеместно от «рождества Христова», должно быть сокращено на 333 года. Доводы Николая Александровича я мог бы считать убедительными, если бы они некоторым образом не противоречили моим собственным многолетним исследованиям о синхронизме основных исторических событий. Это исследование, предпринятое мною в 1915 году, было закончено как докторская диссертация к 1918 году, а затем продолжено и углублено в период 1918 — 1922 годов. Примененный мною, так сказать, «математический» подход к вопросу не оставлял каких-либо сомнений в достоверности принятой повсеместно хронологии основных исторических событий, ибо он позволял по-гауссовски анализировать год за годом ход «всемирно-исторического» процесса, и никаких аномалий или уклонений при этом анализе мною обнаружено не было.

С величайшим упорством я работал над изучением синхронности массовых исторических событий и составил синхронистические таблицы всеобщей истории, в которую вошли истории около семидесяти стран.

Исследования Н. А. Морозова показали, насколько хорошее знакомство с физико-математическими науками необходимо даже для понимания средневековой теологии. Только астрономия и математический вычислительный аппарат помогли Николаю Александровичу критически рассмотреть ряд важнейших исторических вопросов, когда исторические события сопровождались затмениями Солнца, Луны и появлением комет. Эти астрономические явления, отличающиеся точной периодичностью, позволили внести коррективы в древние и средневековые писания.

Вообще говоря, хронология событий отдаленных эпох — дело достаточно темное. В VI веке римский монах Дионисий Малый предложил считать годы не от основания Рима, а от «рождества Христова», приняв условную дату 25 декабря 753 года от основания Рима за начальную дату — дату первого года от «рождества Христова», или новой эры.

Николай Александрович Морозов подверг жестокой критике принятое исторической наукой летосчисление, исходя из собственных астрономических соображений и вычислений. Это обстоятельство внушило мне мысль при случае познакомиться с Н. А. Морозовым и поговорить с ним на эту тему. Такой случай представился, когда я неожиданно увидел Н. А. Морозова в Мраморном дворце, где происходило совещание директоров учреждений Главнауки Наркомпроса под председательством профессора Ф. Н. Петрова. Но Н. А. Морозова в перерывах заседаний сразу же окружали ученые, с которыми я не был знаком, а при таких условиях подойти к нему я не решался, тем более что предмет разговора в известной мере касался работ самого Николая Александровича. На этом съезде присутствовали академик А. Ф. Иоффе, академик Г. М. Кржижановский, профессора Ю. М. Шокальский, К. И. Скрябин, П. А. Сакулин, М. П. Кристи и другие.

Когда по окончании вечернего заседания я вышел из Мраморного дворца на улицу, уже было темно и после дневной оттепели подмораживало. Надо было идти с осторожностью, калоши скользили по тонкому ледку, можно было легко поскользнуться и упасть. У самых дверей стояла в нерешительности темная сгорбленная фигура пожилого человека в теплом пальто с Меховым воротником.

— Как скользко! — сказал он и внимательно посмотрел на меня. Я приостановился, узнав Николая Александровича Морозова, известного ученого, просидевшего в Шлиссельбургской крепости четверть века. Он невольно протянул руну и схватился за меня, балансируя, чтобы не упасть.

— Простите меня, молодой человек, за бесцеремонность, но без вас я, наверно, растянулся бы, прежде чем найти извозчика, — сказал он. — Я Морозов.

— Знаю, знаю, — ответил я, — опирайтесь как следует.

И, не долго думая, я взял его крепко под руку и представился. Морозов еще раз взглянул на меня.

— Позвольте, вы автор книги «Физические факторы»?

— Я самый!

— Да ваше имя мне знакомо, знаю и о... скандале. Несчастный вы человек! Разве можно книги двадцать первого века писать в двадцатом! Ай-яй-яй!.. Вы тоже с совещания?

— Да. Скучновато, хотя народ все интересный, — ответил я.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.