Два дня в Зангезуре

Когда в Зангезуре устроили пионерский слет, Мелика пригласили на него как знатного человека. Посидеть в президиуме и благотворно подействовать своим присутствием на подрастающую смену. Мелик явился на слет с двумя новорожденными овцами на руках, как святой Иорген. Он знал, что делает: два теплых ягненка произвели на детей несравнимо большее впечатление, чем двадцать горячих речей. Бывает, что меньше — не всегда меньше, чем больше. Но нужно быть серьезным человеком, чтобы это знать. А Мелик — как раз серьезный человек.

Мы наслаждались тишиной и пейзажем и перебрасывались короткими фразами вежливого содержания, как на приеме у знакомого царя. Мелик что-то сказал Сане, и Саня засмеялся:

— Мелик интересуется, спросили ли вы уже о том, как он сохраняет стадо? Этот вопрос ему задают в первую очередь.

Я не хотел нарушать ритуал и задал вышеуказанный вопрос. Мелик иронически улыбнулся и сказал:

— Это спросить — ничего не спросить. Сохраняю. Моя работа такая — сохранять стадо.

Старик Аршак-даи, который выглядел бы значительно колоритнее, если бы был одет не в современный ватник, а во что-нибудь более доисторическое, принес угощение.

— Ложек не надо, — сказал он вполголоса, — руками им будет интереснее.

Он заботился о колорите. Старик охранял этнографическую незапятнанность пастушеского завтрака. Ему было интересно посмотреть, как едят самодельную простоквашу, этот отсталый натуральный продукт, квалифицированными городскими руками. Сам он при этом орудовал ложкой.

Аршак-даи — пенсионер. Вместо того, чтобы играть в домино, он пошел в подпаски. Впрочем, в Армении пенсионеры в домино не играют. Они играют в нарды.

Страшенные волкодавы приблизились настолько, что уже можно было ощутить затылком их надежное вентиляторное дыхание. Их приходилось уважать.

— Волков давят?

Мелин пожал плечами:

— Волна мы сами задавим. Пусть эти бездельники хоть с отарой посидят...

Так развенчиваются авторитеты. В собачьей биографии, как выяснилось, было темное пятно. Волн скушал ягненка на глазах ошеломленных псов. Аршак-даи высказал мысль, что мало иметь клыки — надо еще профессионально пользоваться ими.

Плыли белые облака, лежали белые камни, паслись белые овцы. Шелестела травка, и грело солнышко. Все было просто и целесообразно, как в притчах. Все было н месту, природа не знала ни эпитетов, ни гипербол.

На суровых лоскутьях пшеничного лаваша лежали зелень и овечий сыр. В каменных чашках торосилась простокваша — мацони. Это была безгрешная пища пастухов и пророков...

Когда романтикой занимаются профсоюзы, она приобретает блестящий организованный вид. В этом году горисская турбаза возложит на романтический алтарь пять тысяч шестьсот человеко-дней. Человеко-дни — лучший способ учета романтики, то есть обычного человеческого стремления к необычному. Однако лучше было бы учитывать это возвышенное стремление при помощи человеко-минут. Получилось бы сто тридцать четыре тысячи четыреста человеко-минут. С такой цифрой уже не стыдно выходить на уровень международных стандартов.

На самом же деле в горисской турбазе имеется двадцать коек и стол для пинг-понга.

Сюда приезжают из самых отдаленных мест страны. И те, кто приезжает, увозят отсюда самые приятные воспоминания и о природе, и о памятниках материальной культуры, и о людях, с которыми пришлось встретиться.

Но никто, по крайней мере никто из тех, с кем я разговаривал, никогда не слышал о Горисе. Они случайно получили путевку и случайно приехали, случайно попав в строгую роспись горисских туристских человеко-дней.