Зыбун

Лев Успенский| опубликовано в номере №1215, январь 1978
  • В закладки
  • Вставить в блог

Правом на любовь обладает любое «я». Правом на уважение – только ЛИЧНОСТЬ. Любовь каждому отдельному «я» даруется. Уважение же личность должна заслужить. Именно поэтому мы так спокойно проходим мимо множества разных «я», вполне достойных любви, но по непонятным причинам «не выигравших» ее в великой лотерее жизни. Не беремся мы спорить и о случаях, когда пылкая любовь выпадает на долю глупышки или негодяя. Мы разводим руками, и только. Спорить, стоило ли эту девушку или этого юношу полюбить, бессмысленно, а вот как только дело заходит об УВАЖЕНИИ, тут спор и нужен и возможен...

К чему я веду? А вот к чему. Когда мы говорим об УВАЖЕНИИ к «детям вообще», мы занимаемся пустословием. Уважения могут оказаться достойными конкретные Игорь, Сева, Света, Танечка, но не абстрактное понятие «ребенок вообще». Мы уже говорили о малыше в ползунках. Ему, честно говоря, уважение и не нужно. Ему нужны любовь, ласка, нежность, тепло родительских прикосновений. «Уважение» проявляли, бывало, придворные к инфантам своих королей. Инфантам же от того, что перед их колыбельками мели по полу шляпами, было ни тепло, ни холодно.

Ну, а старше, выше? Вне зависимости от возраста каждому растущему человеку должно быть гарантировано гуманное отношение к нему. Эта мысль, кстати, читается и в ряде статей нашей новой Конституции. Больше того, гарантии должны быть по силе обратно пропорциональны возрасту: дурное обращение с ребенком двух лет должно наказываться еще строже, чем негуманность по отношению к подростку.

Но гуманное отношение отнюдь не равно вседозволенности. Гуманное отношение никак не отменяет требовательности и строгости по отношению к подрастающим человечкам.

Год назад мне пришлось быть свидетелем такой невеселой истории. Жили-были «сумасшедшая мать» (она говорила это про себя с гордостью) и «очаровательный сын», не позволить которому даже малый пустяк было просто невозможно. «Если я вижу слезки на этих ненаглядных ресничках, я реву, как белуга».

«Ненаглядные реснички» доросли до 2-го класса, и вот в один прекрасный день вместе с другим восьмилеткой «реснички» подожгли одно из отделений почтового ящика – общего ящика на первом этаже. По счастью, «шалуны» были захвачены на месте преступления, а пожар ликвидирован.

На вопросы о том, как был наказан сорванец, мама, неясно улыбаясь, отвечала: «Мы с ним договорились: больше это не повторится! Скажите, а вы сами разве не шалили в детстве?»

Это больше не повторилось. Однако несколько дней спустя тот же милый мальчик с длинными ресничками, добыв из своего личного склада ломаный напильник, острым краем его выцарапал свою подпись «Женя Щеглов» на крышке капота новеньких, только из магазина, «Жигулей» гражданина, приехавшего в гости к Жениному соседу.

Я не знаю, последовала ли и на этот раз уважительная договоренность между мамой и сыном. Знаю только, что папе Жени пришлось заплатить определенную сумму за ремонт новой машины. Известно также, что на несколько дней Женю отправили к бабушке, потому что пострадавший требовал: «Дайте мне его, я из него котлету сделаю!» Это из «ресничек»-то!

Сосед, к которому приезжал товарищ на «Жигулях», спросил появившегося из карантина Женю: «Слышь, брат, а зачем все-таки ты это сделал?» «Захотелось!» – односложно ответил Женя. «Слезки» на его ресничках не дрожали.

Как вам представляется, кто заслуживает наибольшего уважения из этой группы лиц: сам Женя Щеглов, его мама и папа или пострадавший владелец «Жигулей»? Может быть, я человек чрезвычайно отсталый, но к первым троим я ни малейшего уважения не испытываю.

А вот случай, о котором мне рассказали совсем недавно: в деревне, окруженной лесом, потерялась девочка лет шести. Отстала от подружек, собирая землянику, и домой не вернулась.

Пропавшую искали три деревни в, течение четырех суток. Когда настали пятые сутки, поиски, как безнадежные, прекратили. Не прекратил их только Коля, сосед родителей девочки, школьник 13 лет. Он и на пятые сутки отправился в лес. И к обеду привел домой девчурку. Он нашел ее под густой елью спящей, здоровой и даже не голодной: все четыре дня она кушала землянику.

Вот этого тринадцатилетнего мальчугана я уважаю как взрослого, и притом как не всякого взрослого. Само собой, я, придись мне увидеть этого Колю, несомненно, испытал бы всю возможную гамму положительных чувств по отношению к нему: восхищение, желание пожать ему руку, нежность, гордость, но, кроме того, и самое доподлинное уважение. Почему? Потому что для того, чтобы поступить так, как поступил он (мать, к слову говоря, строго запретила ему идти одному в лес), надо не просто чтобы тебе чего-то «захотелось». Надо было иметь высокие, благородные чувства любви к людям, сочувствия к их горю, наконец, обладать смелостью (лес там такой, что по нему не побродишь, как по парку: несколько лет назад в том лесу рысь сильно покусала и подрала когтями двоих взрослых людей – туристов). А Коля пошел. Его поступок показал всем, что он ЛИЧНОСТЬ. И, я думаю, возраст здесь не очень существенное звено.

Бывают подростки (как вышеупомянутая Наташа С. из Иркутска) – их нельзя удостоить торжественного звания «личность» и в шестнадцать лет. А бывают и тринадцатилетние, вроде Коли, ставшие личностями на три года раньше.

Опасно объявить, что, скажем, после 60 лет все заслуживают равного уважения. Но так же опасно объявить равноуважаемыми всех детей, всех подростков, молодежь вообще. Опасно для них самих. И поэтому нужно уже восьмилетнего, даже семилетнего малыша приучать к длинному и трудному слову «ответственность»: Больше того, надо, чтобы и в пять лет ребенок точно знал, что нужно и можно делать и чего делать НЕЛЬЗЯ. Ему потом будет легче стать личностью и заслужить уважение окружающих.

Я не вижу никаких оснований уважать ни Тамару Дроздову, которая опустила руки в борьбе за своего товарища, ни «эстета» из Челябинска, «упивающегося» своим отвратительным существованием, ни Наташу С., пропивающую свои лучшие юношеские годы. Но мне Наташу бесконечно жалко: ее детство исковеркал отец. Что сделать, чтобы Наташ С. становилось все меньше и меньше? Естественно, надо крепко карать таких отцов. А нужно ли при этом приговаривать, что, карая отца-пьяницу, мы уважаем пьяницу-дочку?

Думаю, нет.

  • В закладки
  • Вставить в блог
Представьтесь Facebook Google Twitter или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.

В 4-м номере читайте о знаменитом иконописце Андрее Рублеве, о творчестве одного из наших режиссеров-фронтовиков Григория Чухрая, о выдающемся писателе Жюле Верне, о жизни и творчестве выдающейся советской российской балерины Марии Семеновой, о трагической судьбе художника Михаила Соколова, создававшего свои произведения в сталинском лагере, о нашем гениальном ученом-практике Сергее Павловиче Корллеве, окончание детектива Наталии Солдатовой «Дурочка из переулочка» и многое другое.



Виджет Архива Смены

в этом номере

Контрразведчик революции

Новое о жизни легендарного Николая Клеточникова