В Доме ребенка умер младенец — слабенький организм почти не сопротивлялся болезни, и все попытки врачей спасти мальчика оказались тщетны. Сообщили отцу, чтобы забрал, похоронил, как положено. Прибыл папаша с большим опозданием. Вежливо извинился, был корректен; в том, что не уберегли дитя, персонал не упрекал. Просто сказал, что был у юриста и тот ему объяснил, что если родители официально отказались от ребенка, то и хоронить его обязано само учреждение, взявшее на себя заботу о попечении...

Да, права ему обрисовали толково. А вот обязанности...

Исключительный случай? Нет, рядовая история из жизни московского Дома ребенка № 21. Он специализированный — сюда поступают дети с нарушениями центральной нервной системы. Три группы из девяти здесь — так называемые неперспективные.

Неперспективные, или «лежаки», не имеют шансов на усыновление, а многие из них не имеют и будущего: несмотря на все усилия врачей, мала вероятность, что они встанут на ноги (в буквальном смысле) или доживут до семи лет, а у тех, кто болен идиотией, нет надежд и на умственное выправление.

По нерадостному наблюдению врачей-практиков, ни рост благосостояния, ни повышение ассигнований на соцобеспечение не уменьшили сколько-нибудь заметно детскую заболеваемость — просто на смену одним болезням пришли другие.

Нужно было видеть эти существа (в свои два, три, четыре года будто шести-, восьмимесячные): гидроцефалов с непомерно крупными головами, еле реагирующих на внешние раздражители; парализованных, обреченных на неподвижность идиотов; младенцев с каким-то малоизученным синдромом, чуть не ежечасно синеющих от жутких судорог, мальчика с клешнями вместо ручек, девочку без ушей... Не всем таким детям суждено умереть в младенчестве, иных еще ждут собесовские специализированные дома-интернаты. Врачи обязаны делать все возможное для поддержания в малышах теплящейся жизни (хоть недели, хоть годы). Таков их долг, и они не могут иначе. Но когда природа все же берет верх над усилиями медицины и наступает вдруг (пусть его и ждали со дня на день) тот самый естественный исход, то... приезжают комиссии, ищут (и находят) ошибки в ходе лечения. Начинают «трясти» и «вызывать на ковер». И, несмотря на тяжелейший диагноз (заведомая обреченность ясна наверняка и комиссии), врачам строга ставят на вид профессиональные упущения (со всеми вытекающими отсюда последствиями).

Понятно, что современное гуманное общество не может себе позволить селекцию методами древней Спарты, но и такая вот борьба за снижение детской смертности, увы, не дает эффекта.

Так, в родильных домах ради высокого процента положительной отчетности врачи порой продолжают откачивать младенцев, рожденных в асфиксии (в удушье), и, вопреки правилам, возвращают их к жизни. У этих детей очень вероятна частичная атрофия мозга, и им тогда прямая дорога — в неперспективную группу Дома ребенка.

А кто же в остальных, перспективных группах, почему из семидесяти детей лишь пять-шесть в год могут реально претендовать на усыновление? Чья это «злая воля» препятствует воссоединению бездетных супругов с детьми, утратившими родителей?

Здесь уточним: утрата родителей сегодня означает чаще всего, что ребенок брошен, сдай на воспитание государству. Матери не хотели этих детей и делали все, чтобы те не появились на свет. И, родившись, они знают (в них заложена эта информация), что нежеланные, лишние. Пройдут годы, и в таком ребенке может проснуться озлобленность ко всему свету... А если эта озлобленность накладывается на нездоровую наследственность?

Да, большая часть таких — дети алкоголиков. И здесь нужно говорить о вполне реальной, уголовно наказуемой вине (пока такого наказания, к сожалению, кодексом не предусмотрено).

...У одной матери грудная малышка почти полгода спала под кроватью. Приходят к мамаше гости, девочку под кровать бросают, чтобы не задавить по пьяному делу... Только теперь, год спустя после того, как малышку отправили в Дом ребенка, девочка перестала дичиться окружающих.

Алкоголизм, наркомания стерегут у колыбели, оставляя а наследство детям психические отклонения и физические уродства. Бывает, затаившись, болезнь настигает уже внуков. Во всяком случае, каждый такой отрицательный факт в биографии родителей лишает ребенка, на вид вполне здорового, возможности усыновления. А если данные о родителях скудны или вообще их нет? Вместо них справка из милиции такого, например, содержания: «21 июня 1986 года сержант Блинов, дежуривший по вокзалу, обнаружил чемодан с новорожденным младенцем мужского пола...» Мальчику дали фамилию и отчество сержанта, а день его дежурства стал днем рождения — спасибо дяде милиционеру...

Но кто знает, когда и как сработает у этого малыша генетический механизм? Ведь даже за немногих счастливчиков, отданных в хорошие руки, врачи не могут до конца поручиться. Хотя за каждого «выпускника» в Доме ребенка по-настоящему радуются, как могут радоваться люди, для которых любовь и сострадание — самые первые свойства души.

У каждого служителя в Доме ребенка (воистину они не сотрудники, не персонал, не служащие — именно служители), от главного врача до работника кухни, есть свои любимчики среди детей. И малыши признают именно в них своих мам и даже ревнуют, когда те подходят к другим и так же ласково с ними общаются...

Специалисты определили, что самое активное формирование личности — закладка фундамента — приходится на первые три года жизни. И каждому младенцу для нормального развития необходимо не менее семнадцати обращений в день (мать к родному дитяти обращается, конечно же, куда чаще). Значит, воспитательница или медсестра, как правило, одна на группу в 11 — 12 человек, должна не просто перепеленать каждого, накормить, отнести из кроватки в манеж и прочее, но целый день еще и разговаривать, разговаривать с ними.

А каково воспитателю или нянечке из тех самых трех неперспективных групп, где не видно результатов собственных усилий, да и в будущем надеяться не на что? Расторможенных даунов и имбецилов, бьющих все, что попадает под руки, грызущих стойки у манежа, впадающих а аутоагрессию, колотящихся головой о стену, расцарапывающих себе лицо, бесполезно воспитывать, нужно просто брать на руки и успокаивать...

Нет, без любви и сострадания никакая надбавка к жалованью не окупит, не восполнит всех моральных затрат. Ведь врач, сняв халат в конце работы, не может, увы, оставить вместе с ним и свои заботы. Врачи, лечащие этих детей, признаются, что с годами им все труднее заставить себя быть веселыми и беззаботными. Детские страдания преследуют их и после работы. И нет у нормальной человеческой души иммунитета от этих мук.

А у родителей? У тех, кто пьяными зачинали несчастных этих детей, у них-то все ли нормально с душой? И мучает ли их содеянный ими и уже непоправимый грех?

***

Вопросы, затронутые в статье, стоят сегодня очень остро и требуют решения. В последнее время в печати, в передачах телевидения и радио часты выступления, полные заботы о досуге, развлечениях молодежи. Разумеется, и эти темы нуждаются в обсуждении. Но где же речь о тон, почему так мало внимания уделяется долгу детей перед родителями, родителей — перед детьми? Нет ли здесь очередного перекоса, когда вместо заботы о воспитании будущих отцов и матерей мы упорно требуем для юных все новых развлечений? Стоит ли удивляться, что тех же «кукушек» мало волнуют нравственные проблемы.

• Страницы:
• 1
• 2
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.