Мышей, крыс, вшей и блох у нас было больше, чем хлеба. Особенно донимали вши. У одного из товарищей по камере все тело было до того разъедено, что он буквально не мог пошевелить рукой от боли. Местами сыпь гноилась. Он не в состоянии был ни стоять, ни лежать и все время тихо стонал. Мы с отвращением отворачивались, когда бедняга снимал пропитанную гноем и кровью рубашку. Заметив это, он целый день не выходил из самого темного угла нашей камеры.

Среди заключенных был и сифилитик. Только после невероятных скандалов ему удалось добиться врача. Тем не менее из нашей камеры его не перевели. На всю камеру выдавалось два ведра воды в день. Голод мучил нас постоянно. Заведующий хозяйством за счет 250 заключенных откармливал шесть свиней, и всем было хорошо известно, что свиней кормили несравненно лучше, чем нас.

Пятеро из сидящих в нашей камере решили бежать, в том числе и я.

Нужно было много терпения, чтобы перепилить толстую решетку, но мы энергично взялись за дело. Работы оставалось еще на одну ночь, как вдруг трое из замышлявших побег были посажены в карцер.

За попытку бежать нас всех перевели в Шпандау.

Если тюрьма в Познани была ужасна, то крепость Шпандау оказалась несравненно хуже.

Меня привезли в час ночи, и тотчас же при обыске надзиратель ударил кулаком в грудь. Три дня провел я в камере, где на 16 кв. метрах помещалось 26 человек.

После этого партию в 20 человек провели по длинному подвальному коридору и разместили по камерам.

Мы вставали в пять часов утра, и в тюремном дворе, нам раздавали хлеб, причем строго воспрещалось съедать его раньше девяти часов.

Однажды какой - то ревизор - мучитель явился к нам через четверть часа после раздачи хлеба, чтобы выяснить, кто нарушил предписание. Из трехсот человек сто съели половину своей порции, а двадцать уничтожили весь хлеб. Ревизор избил их за это, а остатки хлебного рациона растоптал ногами.

- Навоз будете завтра жрать, собаки! - кричал он. - Сволочи вы этакие!

Немало заключенных в Шпандау умерло от истощения, пролежав предварительно несколько дней в тюремной больнице.

Десять часов - в день мы работали на ружейной фабрике под охраной вооруженных солдат.

Когда пролетарий несет свою тяжелую работу на предприятиях, где его эксплуатируют капиталисты, единственным утешением для него являются краткие часы отдыха. Мы, заключенные, и этого были лишены.

Иногда отчаяние измученных людей было беспредельно, и они, как мертвые, валились на свои койки. Меня же поддерживала какая - то внутренняя сила - надежда на революцию. За несколько месяцев пребывания в тюрьме я страшно ослабел и в Шпандау уже едва - едва мог подниматься по лестнице.

Я знал, что революция должна наступить, но когда, когда? Лежа на своей койке, я грозно сжимал кулаки.

«Будьте вы прокляты, мучители! - думал я. - Пусть только наступит долгожданный день!...»

Он наступил раньше, чем я думал. 7 ноября 1918 г. после раздачи хлеба нас не повели на фабрику. 8 ноября повторилось то же самое.

Никогда не забуду, что произошло в этот знаменательный день. В пять часов вечера недалеко от тюрьмы раздались ружейные залпы, и затем у самых ворот крепости послышались громкие крики:

- Свобода! Хлеб! Революция!

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• 9
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.