- Странно, - сказали мне, когда я пришел в комендантское управление, - сначала вы были в армии, потом во флот. Вы были ранены?

- Да, немножко, легко.

- Ага! Что же вам здесь нужно?

- Не знаю, думаю ехать на фронт!

- Глупости! Отсюда мы никого не посылаем на фронт!... После долгих бесплодных разговоров мне предложили идти к гарнизонному коменданту и ждать дальнейших распоряжений.

Куцая революция

Веселый, как молодой воробей, отправился я к гарнизонному коменданту. Меня там приняли довольно грубо, но вскоре поняли, что я не совсем нормален. По моему требованию машинистки перестали писать - меня, видите ли, раздражал стук пишущих машин.

Накормив меня мясными консервами и сухарями, гарнизонный комендант без дальнейших разговоров отправил беспокойного посетителя в полицейскую камеру при ратуше. К сожалению, все служащие меня прекрасно знали и тотчас же поняли мою игру. Заметив это я перестал симулировать, но было уже поздно, я опять очутился под замком.

Сидение в Стендале было для меня особенно тяжело. Уличный шум врывался в мою камеру. Когда проезжал грузовик, я был уверен, что это именно тот, который развозит пиво, тот, где шофером служит мой друг Ганс.

Нет, лучше сидеть где угодно, только не там, где все непрерывно напоминает о потере свободы!

Из гарнизонной тюрьмы меня отправили в Познань, в форт Грольман. Сопровождавшим меня солдатам я дал слово не бежать, чтобы не подводить их. Между Берлином и Франкфуртом на маленькой станции встретили взбунтовавшийся баварский батальон.

- Товарищ, - кричали мне баварцы, - не тужи, скоро всему этому свинству наступит конец!

Я крикнул им в ответ:

- Да здравствует мир, да здравствует революция! Ура! Ура! Ура!

Если бы не слово, которое я дал моей страже, я бы примкнул к баварцам.

По прибытии в Грольман первую неделю я просидел в одиночке. Единственным утешением была надежда на революцию.

31 августа я предстал перед военным судом. Мое дело заинтересовало судей лишь с той минуты, когда я громко и ясно заявил, что «скоро наступит революция и сметет все существующее».

Председатель резко засмеялся. Присутствующие присоединились к нему, видимо, решив высмеять мое выступление, но когда я сказал: «Короны полетят на мостовую», председатель строго потребовал, чтобы я замолчал.

Защитник, ссылаясь на мою молодость, требовал смягчения приговора. Его слова были приняты во внимание: меня приговорили к одному году шести дням заключения в крепости.

Положение заключенных в форте Грольман было ужасно - в подвале нас сидело 24 человека, дышать было нечем, «параша» без крышки распространяла невыносимое зловоние.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• 9
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.