У ворот трое солдат спросили нас о цели нашего прихода. Ждать пришлось долго. Наконец появился майор, начальник гарнизона, в сопровождении офицеров. Бранденбург сообщил, кто он. Тогда майор резко спросил, что я представляю собой. На это я громко и резко ответил, что делегирован стендальскими рабочими для выяснения вопроса, какое положение собирается занять гарнизон в отношение капповского путча.
Майор увильнул от прямого ответа и неожиданно потребовал, чтобы рабочие сдали оружие. Я был до того возмущен, что тотчас же крикнул майору в лицо: - Нет, этого рабочие ни за что не сделают! Взбешенный моим ответом, он удалился, чтобы посоветоваться со своими офицерами. Ждать пришлось долго. Затем он вернулся и отпустил нас, не дав никакого ответа. Бранденбург остался с носом. Среди рабочих же началось необычайное оживление. Из Тагермюнде нам сообщили по телефону, что через два часа 500 вооруженных рабочих готовы двинуться в Стендаль. На городской башне (метрах в 700 от казарм) были установлены пулеметы. Рабочим раздали ручные гранаты. 900 вооруженных рабочих готовы были сразиться с 400 - 500 изрядно трусившими наемниками. Мы твердо решили провести осаду. Уже два дня как водопровод был закрыт и свет выключен. Но что еще важнее - у гарнизона не было ни хлеба, ни топлива.
Кроме того, мы решили привлечь на свою сторону сот - дат и добиться ареста офицеров. Небольшая группа рабочих, под предводительством коммуниста Буринга, отправилась в казармы. Караульные впустили их беспрепятственно, так как решили, что это делегация. Буринг произнес солдатам зажигательную речь, призывая, их восстать против офицеров. Вскоре после этого солдаты действительно арестовали всех своих офицеров.
Тогда - то Бранденбург начал открыто действовать: во - первых, он добился того, что офицеры, о благе которых он очень заботился, были перевезены в Магдебург, где их потом освободили; во - вторых, на следующий день ратуша и рыночная площадь были заняты солдатами под предводительством Бранденбурга. С заряженными винтовками стояли они против собравшегося пролетарского населения Стендаля. Всеобщее возмущение не имело границ. Но разве социал - демократические лидеры считаются с возмущением рабочего класса. В Рурской области пролетариат боролся против генерала Ваттера. Я записался в один из батальонов, отправлявшихся на этот фронт. Какое потрясающее зрелище представляла собой Красная армия! 50 тысяч пролетариев под ружьем, и все испытанные в боях люди! Бесконечной лентой тянется артиллерия, непрерывно раздается пение «Интернационала».
Развеваются красные знамена. Женщины и дети выглядывают из окон домов и восторженно приветствуют нас.
В Динслакене ночуем. Один день отдыха, а дальше уже всюду следы борьбы. Нас обстреливает броневик. Пускаем ракеты, чтобы определить местопребывание неприятеля. В десять часов вечера начинаем бешеную атаку, засыпаем врага ручными гранатами, выбиваем его из окопов. Наши санитары подбирают убитых и раненых. Нам раздают еду. Ложимся спать. Среди ночи слышим одиночные выстрелы.
Яркое солнечное утро. Получаем какао, хлеб, сало, папиросы. Наш отряд интернационален. У нас много русских, бывших военнопленных. Какой воинственный вид у красногвардейцев! А ведь это все молодежь! Опять атака. На этот раз утренняя. Пальба с обеих сторон' Победа на нашей стороне - у нас всего трое убитых и несколько раненых; у неприятеля крупные потери.
Всеми силами старается генерал Ваттер, с помощью социал - демократа Зеверинга, «предотвратить дальнейшее кровопролитие». Они боятся Красной армии и всячески стараются ослабить силы рабочих. Но пролетариат только там сдает оружие, где нет другого исхода, - где рейхсвер занял местность и отнимает оружие силой.
Рурский пролетариат на эти насилия отвечает новой всеобщей забастовкой. Срок сдачи оружия отсрочен.
Большая часть Красной армии все - таки уничтожена усилиями Ваттера и Зеверинга. В ее ряды внесена дезорганизация, разложение, перевес рейхсвера всюду колоссальный. Так, например, у Динслакена нас было 16 красногвардейцев против удесятеренного числа неприятельских солдат. Мы скачем по полям и лугам под градом пуль. Проезжаем лес. Преследователи отстают. Мы в относительной безопасности.
Ночуем на постоялом дворе. Товарищ будит меня. Скорее, скорее в путь! Солдаты Носке недалеко. Опять раздается стрельба. В рейнских городах население восторженно приветствует красногвардейцев, но в Дортмунде нас уже очень мало.
Наступили страшные дни. Суды свирепствовали повсюду. Каждый офицер считал себя полноправным судьей. Пойманных рабочих заставляли петь патриотические песни. С рабочими, о которых знали, что они боролись против Носке, не стеснялись. Их забирали прямо из дома и тут же расстреливали, иногда по 50 человек одновременно. Особенно страшен был белый террор в Баварии. В Унне меня арестовали. Нас сидело 14 человек. Каждый час нам сообщали, что мы скоро будем расстреляны. Часов в девять явился офицер и заявил:
- В шесть часов утра вы будете расстреляны.
Я проснулся в четыре часа утра. Было еще совсем темно. В бутылке на столе горела свеча. Я быстро обревизовал свой бумажник: удостоверение стендальского исполкома, партийный билет, - словом, масса компрометирующих документов. Я решил их уничтожить во что бы то ни стало. К счастью, мне это удалось. Затем я написал на открытке с видом дортмундсвского вокзала:
«Дорогие родители! Еду домой. Попал сюда в ужасное время. Если бы я это раньше знал, то, конечно, не поехал бы. Работы здесь не получить... Привет. Людвиг».
Не прошло и получаса, как явился офицер и стал обыскивать арестованных.
- Зачем вы приехали из Стендаля в Вестфалию? - спросил он.
- Искать работы.
- Разве вы не знали, что здесь происходит?
- Понятия не имел!
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.