Может быть, никогда еще, как в этот год 70-летия Великого Октября, так горячо не ощущали мы историю своей современницей. Прожитые годы приблизились, окружили нас, кипят в наших домах, выходят на связь с умом и сердцем, шлют свои позывные каждому из нас. Только почему мы все видим в них разное? Хотя и говорим одинаково: пароль Истории — правда. И все-таки именно отношение к прожитому сегодня разделяет нас, как демаркационная линия, — иногда самых близких превращает в непримиримых оппонентов, чужих и далеких, узнанных только по пылкой заметке в газете, делает желанными товарищами. Почему? Да потому, что мы не сами по себе! Мы вырастаем из прошлого опыта, как из зерна колос! И что из того прошлого брать и любить, а не потерять расточительно — это ведь вопрос о нашем генетическом социальном фонде, о нашем завтра. Потому сегодня История стучит в сердце. И потому видится нам разно: ведь История — это мы с вами, и ничего иного. Как мы в ней существовали и существуем, как и чем наполняли и наполняем поток Времени — сами собой и своими делами и поступками, — так мы и видим ее, и оцениваем. «Слава богу, что прошла не с краю яростной борьбы моя стезя», — сказал болгарский комсомолец, подпольщик, партизан, поэт моей юности, университетский сокурсник Димитр Методиев. «Отцы обманули!» — говорит мне сегодняшняя студентка того самого родного моего университета, того же самого родного факультета. «А что, мы обязаны жить так же трудно, как ваше поколение? А вот я буду иметь все, только, может быть, не все сразу...», — говорит молодой коллега. И еще одна ключевая реплика — это уже за «круглым столом», где группа молодых журналистов и комсомольских работников обсуждает жгучую проблему: комсомол и перестройка. «А почему, собственно, в комсомоле нельзя работать спокойно? Без этих стрессов, чрезвычайных ситуаций, вечерних бдений?» Автор реплики артистически хорош собой, крупный, невозмутимый, модно одетый. За два часа это единственные его слова.

«Отцы обманули». Что и говорить, горько это слышать. Горько потому, что надо быть слепыми и глухими, чтобы суметь бестрепетно втиснуть старшие поколения в каменный мешок этой формулы. Но горько и от другого — от нашего собственного молчания. Вдруг застеснялись говорить о прожитом времени с тем уважением, и удивлением даже, и гордостью, которые помогали нам самим справиться с жизнью. Ведь Время — это лица и судьбы. Не только те, что трагически пресеклись тридцать седьмым годом. Это и те, кто только сегодня получил комсомольский билет, и даже те, кого сегодня комсомол проводил во взрослую жизнь.

История — это не отлетевший листок календаря. Она передается из рук в руки, от сердца к сердцу, от отцов к детям, — именно тогда история и становится тем, что она есть на самом деле, нашей собственной жизнью. Скажут ли о своем комсомоле сегодняшние его бойцы так, как сказала когда-то красноярская поэтесса Лида Федорова: «Вот и все, мне тридцатый пошел. Что ж, прощай, комсомольское братство? Нет, не верю я, мне комсомол вписан в сердце, как Родина в паспорт!» Скажут ли? А ведь надо для этого ощущения одно-единственное: жить в своем Союзе. Жить со всей страстью молодого сердца, со всем, заложенным природой общественным темпераментом, бесстрашием, безоглядностью, нерасчетливостью молодости. Не стать преждевременными стариками, вопрошающими: «А что я с этого буду иметь?» Не оглядываться на должность, пытаясь заранее выяснить: полагается ли к ней машина, не считать, что личная дача слаще костра на берегу таежной речки, где все звезды над головой твои, и песня — как пароль комсомольского братства...

Ненаглядная юность моя... Это ведь мы уже — отцы. А мы — родом из юности, и комсомол нам вписан в сердце. Вписан теми вехами, о которых надо помнить всегда, нельзя не помнить. Юность в ватнике и сапогах, надолго ставших самой удобной одеждой, потому что послевоенное комсомольское поколение — дети войны, рожденные в тридцатых, было призвано партией поднимать страну из руин Великой Отечественной, строить новые города за Уралом. Пахать целину, строить заводы, создавать новые отрасли промышленности, осваивать космос — все это выпало послевоенному комсомолу. Это известно из плакатов и учебников. А вот что пережили, что осталось в душе, что вынесли из комсомольской юности, знаем ли?

Без всякого желания только вспоминать, без специального понуждения к воспоминанию вспыхнула — в сердце? в памяти? — история, растянувшаяся на десятки лет и сейчас продолжающаяся. История города и комсомола, в которой, может быть, с редкостной цельностью уложились последние тридцать лет.

...Леонид Иванов оканчивал Ленинградский институт инженеров железнодорожного транспорта и в те предвыпускные дни услышал обращение правительства. Ему показалось — сама судьба говорила голосом радиодиктора: ведь он же сибиряк, кому же еще и обживать родные края? Прямо говорит правительство: не будет на первых порах удобств, поэтому должны поехать на стройки люди сильные, стойкие. А он спортсмен-перворазрядник, альпинист. Он подбил еще десять человек с курса, и они пошли в обком комсомола.

В Ленинградском обкоме Лене Иванову сказали: новоселы поедут строить металлургический комбинат. И сам город — тоже еще строить и строить.

А ленинградский токарь-расточник Володя Бирюков оказался в комсомольском десанте совсем иначе. Пришла на завод разнарядка. Настроение у ребят было кислое, обстановка на собрании настороженная. Какая-то смутная волна поднималась у него в душе: черт возьми, ну, что же они, не понимают, что надо? Стране надо!

— Ну, что же, ребята, ехать, так вместе! Верно? Итак, записываемся: Бирюков... Кто еще?

В первой партии с завода поехало четырнадцать человек, из них восемь — из Володиного цеха. У него только что родилась дочка, и когда в октябре жена с ней приедет к нему, их встретит уже полярная ночь и вьюга.

Этих двоих из комсомольского десанта 1956 года Норильск свяжет на всю жизнь. Потому что они потом первыми примут на себя многие рискованные и отважные решения...

Мощные БелАЗы и экскаваторы — все это будет потом. А пока — кирка, лопата, мастерок...

...В то же время:

В Свердловске комсомол строит один из первых заводов железобетонных изделий. Революция в стройиндустрии! И впервые вместо малограмотных, а то и «беспаспортных» и потому временных (до лучшего куска) приходят ребята с десятилеткой, с красными комсомольскими путевками. Промерзлая уральская земля не поддается маломощным экскаваторам, и весь свердловский комсомол выходит прогревать землю кострами...

В сорока километрах от Красноярска готовятся к строительству ГЭС...

Под Иркутском начинается легендарный Братск...

...Первая зима в Норильске была страшной. Не было никакого коллектива — просто тысячи молодых ребят, впервые оказавшихся в условиях полярной ночи, ничего подобного в своей жизни не переживших. Оторвавшись сразу от всего надежного, крепкого — семьи, привычного нормальному молодому человеку тех лет заводского товарищества, они не знали, на что здесь опереться.

Активисты были невыборные — у кого душа болела, тот еще таких же двух-трех подхватывал — и айда в общежитие! Сцепившись руками, чтоб не потерять друг друга, они стеной шли против черной пурги.

Общежитие встречало баррикадой. «Долой начальство! Даешь клевые заработки!»

Невыдуманный внутренний монолог Володи Бирюкова, комсорга тех лет: «Сейчас садануть плечом дверь. Не пускать вперед ребят. Там наверняка ножи. Орут во всю глотку, значит, трусы. Урки, запугали молоденьких ребятишек, спаивают каждый день. Не позволим. Не отдадим. Только не дрогнуть. Ну, пора. Распрямились разом, вперед и...» Он никогда и мысленно не говорил — вперед, как пошел бы отец, но всегда в критические минуты именно его представлял себе, встающего навстречу пулям полкового комиссара на Ленинградском фронте. Он не представлял себе его сраженным — всегда поднимающимся в атаку. Володя в девять лет потерял мать, погибшую в блокаду, и чужие люди спасли его, вывезли из Ленинграда под Архангельск. Может быть, тогда и нажил он это пронзительное, щемящее чувство ответственности за других — более слабых, растерявшихся, сбитых с ног лихой минутой, или горем. Ведь есть же цепная реакция добра, справедливости, человечности. Испытав добро на себе, человек множит его, передает его следующим. У него, комсорга Бирюкова, просто душа разрывалась из-за этих ребят — нельзя, чтоб надломились сейчас, на всю жизнь потеряют в себя веру.

• Страницы:
• 1
• 2
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.