– Я вам покажу, где гостиница. Совсем недалеко от пристани, Можно
попросить номер с видом на Каму. Если есть свободные номера, вам-то обязательно дадут. И опять дотронулась до моей руки:
– А то пойдемте к нам! Мама не будет возражать. Выделим вам отдельную комнатку. Спите до обеда.
Я опять вспомнил гоголевского Подколесина и подумал о том, что и мне пора находить свое окно, откуда можно безопасно выпрыгнуть на вольную волю. И еще я подумал о том, что нередко от общения, вроде бы ни к чему не обязывающего, люди хотят извлечь практическую пользу. Почему? Однако с чего я решил, что меня хотят женить на этой женщине? Отчего? Оттого, что она предлагает мне ночлег в своей квартире? Между прочим, на свете есть и бескорыстие, и радушие, и гостеприимство! На свете есть люди, которым ничего не нужно, кроме доброго общения. Хотя разве я могу все знать про людей? Я вот мою Каму-Камушку такой прежде не знал и не видел!
Река за бортом угарно синела, темнела, курилась. Солнечная дорожка призрачно догорала далеко позади «Метеора», а впереди дрожали огни селений или звезд небесных. Когда произошел этот переход ото дня к ночи, я не заметил. Мне показалось, что случилось это неестественно быстро. Я всегда любил затаить дыхание и наблюдать, как на Каме день переходит в ночь, как наливается алостью воздух между соснами, а потом меркнет, как тяжелеют, всхлипывая и успокаиваясь, камские волны, как зябнет небо, и проступают и сгущаются звезды, и река качает их отражение. А сегодня все свершилось мгновенно, и я решил, что день – куда ему спешить? – еще вернется. Но он не возвращался.
Я и женщина молчали.
Она устала держать аквариум на весу, поставила его на плечо, и в железном проеме палубы эта женщина из города Чайковского, имени которой я не знал, опять увиделась мне недосягаемо прекрасной – теплая, большая, прямая, с глыбой стекла на плече. И в этой стеклянной глыбе загорались рыбы или звезды, и было похоже, что эта женщина придерживает обеими руками на плече звездную туманность или какое-то небесное светило.
Какое?
Какое-то остывающее светило, прозрачное и мирное, покорно ей, и в глубине его идет жизнь.
Женщина спросила меня:
– Вы любите быть в тепле или в холоде?
– Пожалуй, в холоде.
– Не простужаетесь?
– Бывает.
– А я сквозняков боюсь! И сверчков еще боюсь. Мама уговаривает: «Трусиха ты. Думаешь, он в ухо заползет? Да никогда». Я говорю: «Мама, не успокаивай. Он зарока не давал в ухо не заползать!»
День не возвращался, и темные текучие очертания ночи виделись горами, хотя местность здесь была относительно ровная. Я никак не мог понять, где же город Чайковский, в каком направлении. Он совсем рядом, а где?
На «Метеоре» началось движение. Люди с вещами теснились при выходах из салонов, а города не было, и «Метеор» ревел напряженно и сердито.
На палубу ненадолго поднялся тот самый мужчина, что продал мне билет до Бабкина, и сказал женщине:
– Все.
– Еще не все, – загадочным голосом отозвалась она.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.