– ...Мне стихов никто не читал.

– ...Мамочка, ему будет сто пятнадцать лет, а мне сто. Невелика разница. Слова женщины с аквариумом я восстанавливал, с наслаждением перебирал в

памяти, удивлялся, до чего же подробно я их помню, и они казались мне исполненными глубочайшего смысла, и в них звучала музыка.

Я отчетливо представлял ее облик: она стояла в железном проеме палубы, где хлестал ветер, статная, сильная, держала в руках огромный ограненный кристалл. А за ее спиной катилось тяжелое солнце, и свет его лежал на Каме, как отлунье на росных хлебах, и день походил на короткую светлую ночь.

Я устал идти по набережной, но все-таки прошел ее всю туда и обратно, свернул было в сосновый бор, который именовался парком, и увидел ее.

Она шла под руку с мужчиной, и, скрытый соснами, я смотрел не на нее, а на него. У него было скуластое лицо с обвисающей кожей, с бесцветными бровями и усами, с вислым носом и усталым и добрым выражением лица мужчины, что, несмотря на свои пятьдесят или сколько там лет, безраздельно владеет этой женщиной. На нем были джинсы с подвороченными по-молодежному брючинами и кеды. Шел он спортивной походкой, подражая походке своей спутницы, голову держал, чуть наклонив, отчего стесанный затылок его образовал прямую линию с линией шеи, и этим он был для меня особенно неприятен. В наклоне головы женщины, в узле русых волос, в походке ее было безоглядное счастье, и я перестал смотреть на нее. Когда они ушли, я напомнил себе, что давно уже хожу не по палубе белого корабля, а по шероховатой земле, по жесткому городскому асфальту и что белый корабль больше не встретится мне... Да и был ли он, не моя ли то выдумка?

«Что ты знаешь о чужом счастье? – спросил я себя. – Только то, что оно живое. А стихи, которые вряд ли он ей читает, все-таки слова... Теперь чего? Ничего. Уезжать надо».

Но из города Чайковского я не уехал – пожил в нем еще несколько дней.

Я боялся и в то же время очень хотел встретить женщину с аквариумом – одну. . – Здравствуйте! – сказал бы я ей. – Вы правы: ваш город очень красив. Он молод, как и вы.

– Что вы, моложе!

– Моложе?

– Конечно.

И больше ничего не надо – ни имени ее, ни приглашения в дом, ни разговора о свадьбе, которая, очевидно, будет скоро, ни экскурсии по городу, – его я исходил самостоятельно вдоль и поперек и лучше иных старожилов мог теперь объяснить приезжему человеку, где какая улица, как быстрее пройти туда или туда-то.

Как-то ближе к вечеру небо разом почернело и на город обрушилась гроза: на дома, на сосны, на асфальт без конца падали молнии – красные, синие, оранжевые, белые, желтые. Они падали, ветвясь, в отвесных струях дождя со страшным грохотом, от которого, как при бомбежке, звенели и разбивались оконные стекла и осыпалась штукатурка.

Гроза застигла меня на площади, и, мокрый насквозь, я вместе с прохожими спрятался в подъезде ресторана. А молнии рвались рядом, будто метили в меня. Оглохший, я испуганно удивлялся, что молнии, оказывается, бывают разного цвета – прежде мне не приходилось их видеть такими. Прежде с неба падала искра, ветвилась, гасла с громом, и все...

Рядом со мной при синем свете молнии я обнаружил того самого мужчину, что продал мне билет до Бабкина. Его лицо было облеплено волосами, и я поразился, откуда их взялось столько у лысого человека. Он больно хлопнул меня по плечу и сказал:

– Здорово!

– Здравствуйте.

Он запомнился мне человеком практическим, и в промежутках между ударами молний я шуткой заметил:

– Сколько энергии зря пропадает! Бесплатной электрической энергии. Он оглядел меня с головы до ног и спросил с осторожным вызовом:

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• …
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• 9
• 10
• 11
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.