Здравствуй, жизнь

- Комбайнер тут я. Я распоряжаюсь, а не вы! Он мне не нужен больше - и баста. Ты, Димка, - повернулся он к штурвальному, - становись на капнитель. И довольно молоть языками - едем!

Комбайн ушел, и я остался один. Обида душила меня. Чтобы не разреветься, стиснул зубы и ничком бросился на землю.

Наутро я разыскал Жилина, чтобы вернуть ему очки. Он сидел за столом и хлебным мякишем старательно вычищал миску.

- Что, не нужны больше? - спросил он, не глядя на протянутые ему очки.

- Нужны не нужны, а отдавать надо.

- Вот копнильщик мне требуется, - проговорил он, не слушая. - Может, ты спросишь: кто из ваших пойдет ко мне?

Я повернулся и зашагал к шалашу.

- Эй, парень, - окликнул он, - а ты смелый! Не сробел вчера! Обиделся на меня, да? Простил бы уж... Может, сам пойдешь ко мне?

... И снова степь, снова пшеница, небо, жара, снова комбайн. Опять, обливаясь потом, воюю с соломой. Но теперь мне уже легче: я стал точен в движениях, как хорошо налаженный механизм. День ото дня, чувствую, становлюсь выносливей, и только жажда одолевает по - прежнему. Впрочем, избавиться от нее не может никто, даже Жилин.

Мы перегнали комбайны на новое поле, сплошь изрытое оврагами. Косить здесь трудно. Когда въезжали в овраг, хобот комбайна так и норовил ударить по копнителю. Раздавался треск, и я, спасая голову, откидывался назад. Волнуясь, подбегал Жилин и смотрел, не поранило ли меня. Копнители пришлось отцепить. Оставшись без работы, я залез на комбайн к Жилину и уселся с ним рядом. Жилин был весел, как никогда. Он даже изредка принимался что - то напевать себе под нос.

- Последнее свое полюшко кошу на юге, - проговорил торжественно Жилин. - Уезжаю отсюда.

- Куда?

- В Кустанай, на север. Здесь уборка кончается, а там не начиналась еще. Помогать едем. Погрузим в эшелоны комбайны, сядем - и айда в путь - дорогу!

Быстро смеркалось. Зажгли фары, и наши комбайны напоминали теперь драконов из дедовской сказки.

- А ты, парень, откуда сам будешь? - вдруг спросил Жилин.

Услышав, что я из небольшого городка под Тулой, радостно удивился:

- Да ну - у? Так мы, выходит, земляки с тобой! Что ж ты молчал? Сам - то я из - под Курска. Это ведь почти рядом.

- А ты как на целину попал, Жилин?

- Да об этом и не расскажешь сразу. Где я только не бывал, где не ездил. Повоевать пришлось малость. В самом уже конце войны пошел на фронт, таким вот вроде тебя пацаном зеленым был. Ну, ну, не обижайся, я ведь шутя говорю...

Жилин дружески хлопнул меня по плечу: - Потом вернулся в деревню, на родину. Работал в колхозе шофером, баранку крутил. Слышу призыв: целину осваивать. Дело, думаю, большое и новое, у нас еще им не занимались. А тут так размахнулись, что куда там тебе! Край - то громадный какой поднять ополчились! Поехал я. Эх, и досталось хлебнуть нам лиха в первый раз! Теперь что, теперь все налажено, домов белых понастроили на центральной усадьбе. А тогда... Ни деревца, ни кустика, только дощечка: «Первомайский совхоз». Но выдюжили. Видал, понастроили сколько! Что, плохо разве? Вот то - то!... Доверили мне комбайн, и словно другим человеком стал, веришь ли? Гордым человеком. Много профессий перебрал в жизни, а эта всего больше пришлась по душе. Ты думаешь, отчего я иной раз такой веселый, пляшу да пою. От радости - вот отчего.