Тихонько, чтобы никого не разбудить, в наш большой, плетенный из камыша шалаш входили копнильщики и крадучись пробирались к своим местам. Сквозь сон кто - нибудь вскрикивал, если ему невзначай наступали на ногу, или ворчал, когда просили подвинуться. Наконец все затихало.

Но только на время. Почему - то все ребята, хотя бы раз побывавшие на комбайне, словно заболевали бессонницей. Они ворочались с боку на бок и наконец, не вытерпев, начинали шепотом переговариваться. Но никто и не думал обижаться на копнильщиков.

В степи, где они с утра до позднего вечера качались на зыбких мостиках комбайнов, им редко удавалась перекинуться словом.

- Что ни говорите, а работать с ним нельзя! Одного за другим гонит с комбайна. Выискался на нашу голову этот Жилин! - сдержанно негодовал чей - то голос.

«Вон оно что! - подумал я. - Опять Жилин копнильщика прогнал. Сколько же у него перебывало за неделю? Четверо, что ли? Значит, завтра придет за новым. А что, если мне пойти? Нет, куда там! - тут же отогнал я эту мысль. - Покрепче меня ребят выгонял. В степи не то, что на току: пыль, жарища».

«Боишься? - вдруг заговорил во мне укоризненный голос. - У тебя не очень - то крепкие мышцы - это верно. Но зато есть кое - что поважней: упрямство. Помнишь, как однажды ночью напали на тебя хулиганы? Ты мог бы убежать, но ты остался, потому что никогда не простил бы себе трусости. Шестеро парней, сильные и наглые, сшибли тебя с ног, избили жестоко, безжалостно. И все - таки ночной схваткой ты гордился: не струсил, не сбежал... Но что ты сделал в своей жизни большого, значительного? Где она, где твоя дорога?»

Вдоволь наговорившись, уснули копнильщики, и только я лежал и все думал, думал.

Сразу же после десятого класса по настоянию отца пошел я на завод. Поставили меня учеником к токарю. Два месяца я только и делал, что обтачивал простенькую деталь, которую почему - то называли «стаканчиком». Операция удручала своей несложностью, и с досады я часто «запарывал»... Мой учитель, застенчивый, как девушка, токарь Ваня, пришедший в цех годом раньше, сострадательно смотрел на меня и, смущаясь, объяснял одно и то же. Как - то, не вытерпев, я швырнул деталь.

- Осточертели мне эти «стаканчики»! - бросил я через плечо ошеломленному Ване. - Хоть бы другое что дали!...

А дома отец, покачивая седой головой, говорил мне:

- Нету у тебя гордости, сынок. Той рабочей гордости, без которой любой человек - тьфу! - сырое полено. Тлеет, а огня нету... Ты чего это от завода нос воротишь, а? Твой дед всю жизнь этому заводу отдал, я на нем полвека отработал. А ты...

Опустив голову, сидел я за столом, не смея взглянуть отцу в глаза. «Подумаешь, завод нашел, - размышлял я про себя, - всего - то три цеха. Вот где - нибудь на Урале - это да! А здесь что? Точи вечно какой - то «стаканчик»! Нет, этот завод не для меня... Что же делать? Уйти? Но куда?»

До боли хотелось, так хотелось чего - то нового, необыкновенного!

Когда я услышал слова памятного призыва: «Молодежь! Урожай ждет тебя. Собирайся в дорогу!», - все во мне так и загорелось.

Эшелон, где, казалось, поселилась сама беспокойная юность, мчался в туманные дали.

На десятый день пути потянулись неоглядные степи, в волнах желтого моря заныряли первые комбайны. Ребята сгрудились у дверей и, не отрываясь, смотрели в степь.

В Первомайском совхозе всех, кто ехал в нашем вагоне, отправили в третью бригаду. Все здесь удивляло нас, настраивало на приподнятый лад: выжженная солнцем степь, хрупкие вагончики на колесах, где жили рабочие, солоноватая вода в глубоченном колодце.

Но больше всего привлекал ток, где нам предстояло трудиться.

- Завтра, - сказал нам бригадир, - начнется уборка. Ждите, ребята, зерно. И смотрите, не подкачайте.

Не прошло и дня, как один за другим начали подходить работяги - грузовики. Мы едва успевали разгружать машины.

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.