Образу Музы в четверостишии Пушкина сопутствуют такие три образа:

1. Колыбель.

2. Пленительные напевы.

3. Свирель, забытая Музой в пеленках поэта.

Некрасов подхватывает у Пушкина все эти три образа, один за другим, чтобы ими характеризовать – по контрасту – свою плебейскую, бунтарскую Музу. Тихо качать колыбель – к этому она неспособна! Нет, она сотрясает колыбель, как безумная, в припадке отчаянной ярости:

«Предавшись дикому и мрачному веселью, Играла бешено моею колыбелью,

Кричала: мщение! и буйным языком

На головы врагов звала господень гром!»

Пленять его сладчайшими напевами – к этому она тоже не склонна. У нее напевы иные:

«Она певала мне – и полон был тоской, И вечной жалобой напев ее простой».

И чтобы не было сомнений, что здесь он противопоставляет свою Музу именно пушкинской Музе, он напоминает читателю о той самой свирели, которую она оставила Пушкину:

«Слетая с высоты, младенческий мой слух Она гармонии волшебной не учила, В пеленках у меня свирели не забыла...»

Словам, каждому светлому образу, входящему в четверостишие Пушкина, Некрасов противопоставляет свой собственный – мрачный, некрасовский, пылающий мстительной ненавистью.

Это стало у него системой. В поэме «Несчастные», желая изобразить Петербург, он в первых же строках своего описания указывает, что его Петербург – антипушкинский.

Вспоминая те строки из «Медного всадника», где Пушкин восхищается стройностью и строгостью «военной столицы», узором ее чугунных оград, громадами ее пустынных улиц, Некрасов хоть и заявляет вначале, что он – очарованный «сладкострунной» поэзией Пушкина – отнюдь не собирается с ним спорить, но спорит, и спорит упорно. Спорит не словами, но образами:

«О город, город роковой!

С певцом твоих громад красивых,

Твоей ограды вековой,

Твоих солдат, коней ретивых

И всей потехи боевой,

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.