Затмение совести

Однако в Енакиеве не торопились.

Прошло немало месяцев, прежде чем Аллу наконец вызвали в объединение и сообщили, что дом достроят, коли уж того требует Москва, но предупредили, чтобы на хоромы особо не надеялась: штукатурка, побелка – и все. без фокусов.

Главного архитектора города Енакиева не оказалось на месте, и мне предложили подождать в его кабинете.

Наконец в коридоре послышался звук приближающихся шагов. На пороге возник Виктор Павлович Северин – черные брови, пронзительный взгляд, волевой подбородок.

– Опять по письму вдовы Плум? Хм! Куда она только не писала! Ну, теперь, правда, есть решение – достроить дом силами шахты. Заканчивается доработка проекта, сметы. Но жить-то она там не будет, нет, не будет. Продаст! Это же ясно – финансовое предприятие. Она ж не работала. Да и образ жизни ведет... Райотделу бы заняться ею. Выселить к чертовой матери, а не то чтобы достраивать дом...

Думаю, при заработке мужа в семьсот – восемьсот рублей и, как говорят, по его настоянию можно было и не работать, да и откуда такие сведения о ее личной жизни?

Так ведь весь город знает!

То, что «знает весь город», знал уже и я. Один из приятелей Плума рассказывал мне:

– Встречаю знакомого, тот: «Слышал, вдова Толика вышла замуж?» Делаю вид, что в курсе: «Да она уж беременна». Вечером встречаю другого знакомого, а он: «Слышал, вдова Плума родила! Только не знаю, кого».

Жаловались мне шахтеры из бригады, где работал Плум: в гости к ним из наших почти никто не ходил – жена Толика этого не любила. Действительно. Алла не любила, когда гости приходили с бутылкой. Было дело, даже выставила однажды всю честную компанию: зашла в дом, а там – дым коромыслом. Мягкосердечный Толик не умел отказывать – был момент в его жизни, когда, поддаваясь приятелям, начал засиживаться с ними за бутылкой. Вот тут-то и восстала жена: никаких застолий!

Один из моих собеседников, чувствуя, что его аргументы относительно Аллиного гостеприимства не очень убедительны, выложил козырь:

– Да она вообще замуж вышла! Даже знаю, за кого! Но вы не записывайте, я потом от своих слов отрекусь!..

«На ваше заявление сообщаю... Согласовать строительство жилого дома по индивидуальному проекту не представляется возможным, так как жилая и полезная площади превышают нормативные». (Из письма Северина Алле Плум от 5 мая 1985 года.)

Да, когда после многочисленных отказов и долгих хождений Аллы по кабинетным мукам шахте наконец было дано указание дом достроить, воспротивилось управление главного архитектора города: застройщик отошел от типового проекта, жилая площадь больше нормы.

Не могу не упрекнуть управление главного архитектора в некоторой наивности, что ли. Да вот только не уверен до конца: чистой ли это воды наивность? Я не поленился и исшагал не один километр, осматривая частные владения жителей Енакиева. посмотрел, какие дома строят себе некоторые богатые шахтеры и скромные труженики прилавка. Хорошие дома, с размахом. И ничего, подобные вольности разрешены управлением главного архитектора...

Не знаю, как вышел бы из положения сам Плум, останься он жив. Но вот вдове его достроить дом в том виде, в каком он был начат, управление главного архитектора позволить не могло, точнее, отказывало оно шахте, ведь вдова просила шахту достроить. А шахта не испытывает желания помогать вдове и сыну своего лучшего забойщика. Не потому ли главный архитектор твердой рукой и начертал тогда: «Не положено»?

— Толик, а ты случайно не «донор»? – в шутку спросил однажды сосед по участку, тоже строивший себе дом.

— Нет, не «донор», – улыбнулся Плум. – и не был им никогда.

«Донорами» на шахте называют тех, кто, получая чужие деньги, часть отдает начальнику участка. А делается это так. За смену каждый забойщик должен нарубить определенную норму угля; вырубая уступ в лаве, имеющий заданные размеры, естественно, никто не вымеряет все до сантиметра, и там, где, скажем, нужно сделать метр, на самом деле может получиться и метр десять. В зачет же идет метр, а в сумме по участку набегает значительно больше. Начальник участка договаривается с кем-то из забойщиков и закрывает ему наряд, превышающий его реальную выработку; деньги потом делят.

Сосед Плума, конечно, пошутил насчет «донорства», но и он не переставал удивляться, как этого худощавого парня хватает на все. Ни свет ни заря прибегал он на свой стройучасток. Глядь, уж и раствор замесил, кладку начал. Подойдет сосед: «Давай отдохнем, поговорим». «Давай, – соглашается тот, – садись, будем разговаривать. Только ты не обижайся, я буду потихоньку кирпичики класть». Посидит немного сосед, да и тоже за дело. «Очень он меня своей работоспособностью подстегивал. Утром иной раз так поспать охота, а неудобно: Толик уже на своем участке».