...И можно без конца говорить об этом предмете, который я называю «природой человека». В нем еще столько загадок и «белых пятен» – об этом почему-то совершенно забыли! Только познав себя, человек может действительно принести пользу себе и всем окружающим людям. А я, общаясь с ребятами, замечаю, что они часто даже не задумываются, кто они и для чего родились на этот свет... Я глубоко убеждена – и с этим убеждением делаю все свои фильмы, – что нет истин разных для разного возраста: одних, к примеру, для школьного, других для юношеского и третьих для взрослого. Истины едины для всех, и нечего их преподносить в урезанном виде «детишкам» – «для лучшего усвоения».

Из писем к Д.Асановой. «Мне 17 лет, на будущий год в армию. Но сколько я себя помню, мне всегда в глаза говорили, что я очень трудный ребенок. Много сделал я плохого в жизни людям и никогда не думал об этом. И вот, увидев Ваш фильм, увидев таких же пацанов, как и я, я понял, что не надо быть таким. Впервые в жизни я подумал о бабушке, ведь она очень переживает за меня. Я многое понял, и хотя я еще стою на учете в милиции, я все, как говорили Ваши пацаны, «завязал». Я должен устроить свою жизнь...»

«Я редко когда плачу, а Ваш фильм принес в мою душу слезы. Мне 36 лет, работаю шофером, образование 7 классов. Жизнью доволен, когда есть такие люди, как Вы».

Валерий Приемыхов, сценарист, актер. Динара была режиссером необыкновенным, редким для общего течения нашего кино. Кпд ее творчествабыл чрезвычайно высок. Ведь молодежное кино у нас в общем-то не в чести.Престижнее снимать про любовь или про трудности производства: это ближевсем и понятнее. А между тем, чтобы заниматься молодежной проблематикой, требуются огромная работа души и точное знание момента. Молодежь меняется так быстро, почти неуловимо, материал этот так подвижен и динамичен, что его надо все время держать «на пульсе». Молодые режиссеры, которым, казалось бы, и карты в руки (ну кто же лучше знает молодых, чем сами молодые!), в основном следуют старым мастерам. Поэтому, как ни странно и ни печально, молодежное кино равняется у нас по «взрослому», по крепкому и испытанному, теряя при этом самое главное – непосредственность, честность. И вот молодой человек смотрит уже не кино, а «киношку», заранее зная все, что ему предложит экран.

К тому же сегодня понятие «молодежная тема» у нас заметно сужено, загнано в узкие возрастные рамки. Почему-то так сложилось: понимать это кино как что-то подслащенное, как набор расхожих клише. И только в последнее время происходит поворот – я имею в виду «Чучело», «Средь бела дня», «Пацаны» – фильмы, которые ставят проблему нового поколения шире, чем прежде. Тема молодежи стала входить в контекст сегодняшней жизни общества, и это вызвано объективными социальными и нравственными процессами. Из узко педагогической проблема становится общегосударственной.

Динара в этом смысле была художником очень неожиданным, самобытным и последовательным. Она нашла свою тему и разрабатывала ее с предельной глубиной. Термин «трудные подростки» появился позднее, теперь это уже штамп, и сегодня все проблемы молодежи стали почему-то проблемами «трудной» молодежи. А Динара не любила этого словосочетания: за ним как будто маячит успокоительная оговорка – это «кто-то кое-где у нас порой...». Говоря о «трудных», она говорила обо всех. И, рассматривая благополучную молодежь, как было, скажем, в фильме «Ключ без права передачи», она говорила: и «устроенные» ребята, любящие поэзию, все равно трудны. Это очень верно, ведь молодежная тема, в сущности, вся едина. И Динара каждый раз с разных сторон исследовала этот материк как единое целое.

Динара Асанова. Писем много. Проблем в них еще больше. Одни и те же вопросы: как, почему, откуда они появились, «трудные»?

Если просто и честно, то скажу: не знаю. Сама пытаюсь разобраться. Но одно я поняла: прежде чем решать откуда, надо разобраться в себе самих. Может быть, это мы, взрослые, придумали «трудных» от беспомощности? А разве есть легкие? Ребята приняли нашу игру, спрятались за слово, как за ширму. Нет, о подростках надо говорить по-другому, серьезнее и принципиальнее. А у нас, к сожалению, часто встречаются этакие качели: кто кого перетянет, кто кого перегрузит, кто кого обвинит – школа семью или семья школу.

Давайте разберемся: с чего все начинается – с семьи, с детского сада (мы почему-то всегда забываем про эту инстанцию), со школы? Возьмем дошкольный период – начало пробуждения человека. Мучительный поиск, неразрешимые вопросы, простые-непростые мысли. Как часто мы сами закрываем глаза ребенку, когда он просыпается, в тот трудный и счастливый период, когда он только-только начинает видеть и слышать, пробует осознать и даже сформулировать то, что зачастую тревожит и мучает нас самих! Мы часто не слышим их лепета, а ведь уже в лепете – свой смысл и свой поиск истины! Ребенок начинает фантазировать, а в ответ слышит раздраженное, оскорбляющее «Врешь!». Ребенок замолкает и употребляет немалые усилия, чтобы не выделяться, быть обычным, как все, а ведь «все» для него – это взрослые... Дальше – больше. К семье присоединяется школа, эстафета подхватывается, только там уже не один и не два, там их 30 – 40 человек в классе. И вроде все не забыты, но в то же время забыты, покинуты. «А у меня на всех времени не хватает» – вот наиболее распространенное оправдание учителя. А еще свой дом, свой ребенок, свои заботы...

Из писем к Д.Асановой. «Я из "благополучной" семьи. Правда, из «Однобоко благополучной». У меня нет отца (он пил, и мы с мамой ушли от него). Но моя мама – идеальный воспитатель. Она честно трудится, прекрасно ведет хозяйство, семейные дела, учит своим принципам, «доброму, вечному» и т. д. Правда, для меня ей вечно не хватает времени. Нет, я ее не виню, но обидно, что для общения со мной отводится... завтрак. С плотно набитым ртом я пересказываю маме все новости. Она кивает головой, слушая вполуха, а потом с чистой совестью уходит, считая, что свои обязанности выполнила. Вы не обращайте внимания на мой едкий тон, но меня выводит из себя, что многие родители считают: дети сыты, обуты, согреты, и слава богу. А что у них на душе – это дело ерундовое, «муть» и «блажь». Лично я никогда не могла говорить с мамой о книге, о фильме или просто о жизни, потому что боялась натолкнуться на усмешку или непонимание. Одиночество при живых родителях! Я искала общения везде, где только могла: в классе, в секции и на улице. В классе друзей не нашлось, из секции исключили за неперспективный рост. Осталась улица. И я пошла туда. Так я попала к «трудным»...

Я не могу выразить всю гамму чувств, вызванных «Пацанами». Но одно из них – зависть! Поймите меня правильно, я очень завидую ребятам, что у них есть Паша. Человек, всегда готовый помочь, потому что это его дом, дом Человека. У меня в жизни Паши не было. Друзей тоже. Сначала я надеялась, свято верила, что найду друга. Старая английская пословица гласит: «Если человек потерял деньги, он не потерял ничего. Если он потерял друзей, потерял половину. Если же он потерял надежду, он потерял все». Если честно, то надежда у меня еще где-то теплится. А помогли мне в этом Вы...»

Валерий Приемыхов. У Динары были и «взрослые» фильмы – например, «Жена ушла» или «Беда», – но и тут точкой отсчета для нее были семья и судьба ребенка в этой семье. Так она расширяла молодежную тему. Ее социальная острота коренилась в том, что ее всегда интересовал человек во всем богатстве его отношений и связей с другими, с миром. Она ставила больные вопросы и не всегда отвечала на них. Ее за это ругали, от нее в письмах и в рецензиях требовали рецептов: что делать, как воспитывать. Но у нее это не было уходом от ответственности, просто такова была позиция художника, который ставит проблемы.

Нашим последним с Динарой фильмом «Милый, дорогой, любимый, единственный» мы не угодили многим. Тем, которые хотели непременно изобличить порок, найти виновника. Нам же важно было показать, а вернее предупредить: такой «герой» (или «героиня», как у нас) в жизни уже существует, он среди нас и представляет целую социальную группу в молодежной среде. Многие, распознав это явление, шарахаются от него, не думая о том, что хорошо бы его освоить: оно ведь само по себе не пройдет, и чем раньше искусство проникнет в этот феномен, тем лучше, тем полезнее. Не угодили мы и тем, кто хотел увидеть на экране исправление героини, ее обращение в истинную веру. Но ведь мы сознательно нарушили правила игры, отказались от общепринятого – пускай фильм получился неровный. У нас так редко в кино появляется «антигерой», что стоит ему появиться, как мы спешим поскорее его оправдать – средой, обстоятельствами и т. д., и т. п. Пропадает спрос с каждого, индивидуальная ответственность подменяется коллективной, а от этого разрушается личность!

Динара Асанова. Если не видеть за деревьями леса и колдовать над содержанием картины, выискивая в нем конкретные способы борьбы с теми или иными явлениями, то у меня опускаются руки. Я-то пытаюсь в каждом случае на определенных характерах, ситуациях увлечь зрителей вещами, как мне кажется, более важными чем рецепты воспитания детей и подростков.

В письмах, которые я получаю, можно найти все: боль родителей и детскую боль, жалобы, обвинения и безжалостные приговоры себе. Все страдают, всем нужна помощь, и какую бы проблему ни затронули мои зрители, вывод один: мы стали жестокими и равнодушными, равнодушными и жестокими.

Из писем к Д. Асановой. «Вы подняли самый важный вопрос – это равнодушие. Именно из-за него происходит столько трагедий, преступлений. У равнодушия много граней: равнодушие, граничащее с трусостью, равнодушие, граничащее с подлостью, равнодушие, граничащее с безразличием...»

«И хочется крикнуть: «Люди! Остановитесь! Посмотрите вокруг себя, может быть, рядом с вами находится человек, которому необходима ваша помощь, ваше участие! Дайте ему руку!» Только тогда будет меньше горя и слез, чьих-то покалеченных душ...»

Динара Асанова. Откуда же эта нравственная глухота и слепота? Когда и где закончилось воспитание духа растущего человека? Мы очень много времени тратим на разговоры по этому поводу. По поводу, но мало по сути! Мы вообще забыли про рост душевного качества, а еще думаем про прогресс! Да, нынешние молодые свободнее и раскованнее нас, прежних, в своем мировоззрении и поведении, но у них зато пропало самое ценное – потребность внутреннего мира, потребность быть собой, думать, кто ты и зачем. Желание жить хорошо есть, а внутри – полная бездуховность. Природа человека в своем росте остановилась, этого предмета нет нигде: ни в школе, ни дома. Да и откуда ему взяться, если мы, взрослые, большей частью спим наяву, живя в тепле и уюте?! Так кто виноват?

Мне кажется, случилось страшное – произошел разрыв в поколениях. После войны не было ничего, но было главное – сочувствие, сотоварищество людей, а дальше началось потребительство, главным стало накормить и одеть, а духовного воспитания никакого, просто ноль. Началось дикое соревнование, у кого чего больше. Разучились просто чай пить. Просто разговаривать со своими ближними и с детьми. Сперва мы выше своих детей: мы-то все знаем, а они ничего. А потом наоборот: дети все знают, а мы нет, это похоже на перелив из одного сосуда в другой, когда единения нет, химической реакции не происходит, третьего качества не получается. И отсюда – стена, разрыв. Восстанавливать же намного труднее, чем терять, ведь пропасть растет.

Вот пример: после картины «Пацаны» мне позвонили три девочки и попросили снять продолжение – «Девчата»: «про нас еще лучше будет». Кто вы, спрашиваю. «Мы из хороших семей, у нас все есть: и аппаратура, и дубленки, и джинсы, но мы... воруем. В школе мы ведем себя хорошо, чтобы на нас не падало никакой тени. А другая, параллельная, жизнь начинается на улице». Причем они замечательно знают наш кодекс, знают, до какого предела можно воровать почти безнаказанно. Я говорю: «А откуда такая злость, почему вы все назло делаете?» «А мы будем так до тех пор делать, пока взрослые не прекратят нам врать!» Вот что они мне ответили. И что я могла им сказать?..

• Страницы:
• 1
• 2
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.