Яка-раскоряка

- Угу, - пятьдесят три... Вот бы дробью шарахнуть.

III

ЭЙ, ВЫ, КУРОВЦЫ! Отсиделись, идри вашу налево! Пашка - длинняк. Как пугало - весь в клочьях и без шапки. Ноги - одна в женский бот упрятана, другая - в разбухший валеный сапог. Смеется внизу, пожимаясь, и зубы наружу черные, кривые.

- Кызя, ты где нынче ночевал?

- У Васяги, в дворницкой. А ты?

- С ребятами на Покровке, в котле... Угнал меня мой хресный, кабы ему черт в штаны забрался.

- Ничего?

- Дурохлоп! Замерзли в отделку...

И Пашка, поеживаясь, весь синий, лезет на сук к приятелям. Никак не сладит с валенком, надает. Наконец, швыряет его вверх в руки Яшки, взбирается.

Потом усаживается и кутается, закуривая. Курит он жадно, вдыхает глубоко. II при этом громко сипит в его прокуренной груди.

- Нынче шагну дальше... Наши мне говорили, - уезжать собираются.

- Куда? Кызя смотрит пытливо в лицо Пашки, и Яшка замечает грусть в его взгляде, словно луку нанюхался.

А Пашка - длянняк бубнит:

- За - город, в дачные... Некоторые уже сплавились.

Потом смеется:

- А вчерась я свою училку из приюта видал. Прошелся по трамваю - и - бац! - она. Глянула на меня, - «ты зачем?» А я уже дёру - задним ходом... Извода она чистая. Все, бывало, прилипала: - «курить нельзя, в носу не колупай». - Так бы смазал!

Кызя не соглашается;

- А мне одна в одном месте пондравилась. На бабу даже очень не похожа. И даже ничуть не приставала, - расспрашивала обо всем и грохотала. А кормила хорошо, до отвалу. Еще читала книги очень трогательно.

- Читать - то они все читают. Что - ж им, - мычит Пашка.

Яшка слушает их, глядя на кудрявое облачко над трубой дома. Завидует им, - везде были.