Я вас люблю…

Леонид Бежин| опубликовано в номере №1352, сентябрь 1983
  • В закладки
  • Вставить в блог

Рассказ

Петухов был сам виноват: не оделся как следует, а мороз выдался декабрьский, нешуточный, минус двадцать, и он в своем тоненьком демисезонном пальто, картузике с мушкой и узконосых полуботинках совершенно замерз. Семейная прогулка, к которой готовились всю неделю, разумеется, сорвалась, и эта неудача была приплюсована к другим случаям фатального невезения, преследовавшего Петуховых последнее время. Начать с того, что в новом кооперативном доме, куда они переехали недавно, им досталась квартира с номером 1313 – самая последняя на самом последнем этаже. Наверное, у строителей, проводивших отделочные работы, и у комиссии, принимавшей дом, до нее просто не дошли руки (или, точнее, ноги), поэтому обои отставали, паркет коробился, потолки текли и батареи почти не грели. Петуховы мерзли, спали под двумя одеялами и меняли тазы под трещинами потолка. Целый месяц они приводили квартиру в божеский вид, и все шишки сыпались не на строителей и приемную комиссию, а на бедного главу семейства.

Именно он, Петухов, вытянул на жеребьевке конверт с роковым номером, хотя жена, вместе с ним подошедшая к столику, показывала на соседний конверт, в котором (как выяснилось впоследствии) лежал седьмой этаж с видом на Москву-реку и село Коломенское, памятник древнего зодчества. Из петуховских же окон были видны лишь голый пустырь и свалка, и чтобы полюбоваться древним зодчеством, им приходилось несколько остановок трястись в автобусе. Жена не могла простить этого Петухову и с некоторых пор стала считать его виноватым во всех семейных несчастьях, называть неудачником, покрикивать и жаловаться на него подругам, а дочери шептались о том, что мама папу больше не любит. Вот и сейчас жена Петухова, имевшая обыкновение в минуты особого недовольства мужем выражаться в ироничном сказочном духе, сказала:

– Что же ты, свет мой, оделся не по сезону! Смотри, посинел весь! Возвращайся-ка, добрый молодец, домой, а то отпаивай тебя потом чаем с малиной! Возвращайся, возвращайся! Заодно и картошку к обеду почистишь!

Тогда-то и выяснилась первая странная подробность этого воскресного дня: Петухов прекрасно помнил, что перед выходом он выглянул в окно и на термометре было плюс семь. Поэтому он и достал с вешалки демисезонное пальто, удивляясь тому, как причудливо меняется погода и какие ошибки допускают синоптики. Он даже собрался предупредить жену, чтобы она не слишком кутала девочек, но почему-то (вторая странная подробность!) об этом забыл, сам завязал девочкам шерстяные шарфы, а жене подал шубу, очень тяжелую и теплую, сшитую из обрезков козьего меха. Подал и не проронил ни слова – как будто так надо. Жена же не обратила никакого внимания на его пальто, словно он был поджарым студентиком, привыкшим по морозу бегать в деми, закаленным моржом, каждое утро купавшимся в проруби, или индийским йогом, способным энергией собственного тела растопить гималайский лед.

Когда они вышли из дома, Петухов долгое время не замечал, что мерзнет, и радовался вместе со всеми слепящему зимнему солнцу, дымившемуся в ветках заиндевевших деревьев, крестикам вороньих следов на снегу бульвара, матовой белизне льда на Москве-реке, но едва они приблизились к Коломенскому (девочки просили показать им знаменитые восьмисотлетние дубы), Петухов почувствовал озноб, стал ежиться от холода и тереть уши. Тогда и жена, посмотрев на него, ужаснулась: мочки ушей у Петухова были совершенно белыми, щеки посинели и лишь на кончике носа осталось крошечное красное пятнышко. Семейству пришлось разделиться: женщины продолжили свой маршрут, а Петухов понуро повернул назад, продолжая тереть уши и стараясь уразуметь, как же приключился с ним этот необъяснимый казус. Наверное, термометр просто сломался или он по рассеянности перепутал деления. Ведь не могло же произойти такого, чтобы у него на балконе была весна, а вокруг стояла самая настоящая декабрьская зима! Значит, сломался термометр. Или он перепутал деления. Сломался или перепутал – одно из двух.

Между тем странности продолжались, и чем ближе к дому оказывался Петухов, тем теплее ему становилось. Он даже подумал, а не догнать ли жену с дочерьми, и оглянулся назад в надежде издали их увидеть, но в лицо ему дохнуло такой свирепой стужей, что он тотчас же отказался от этой мысли. Видно, неведомый источник тепла, согревший Петухова, находился именно дома, хотя остальные прохожие, которых он обгонял, прятали в воротники носы и прикрывали лица перчатками. В подъезде Петухову стало настолько жарко, что он размотал шарф и расстегнул пальто. «Зима это или не зима?! – спросил он сам себя, но, заметив под лестницей хоккейные ворота, спрятанные сюда мальчишками на то время, пока из-за сильных морозов они не гоняли шайбу, сам себе ответил: – Зима!» Да, именно, самая настоящая, декабрьская! На ворсе ковра, который сосед поднимал в лифте, сверкали намерзшие льдинки, и почтальонша, разносившая телеграммы, согревалась чаем из термоса. Почему же тогда из двери Петухова тянуло весенним жаром и сквозь дерматиновую обивку проникали странные звуки, напоминавшие журчание ручьев у обочины тротуара, стук капель по жестяному карнизу и соловьиный свист?!

«Радио, что ли, не выключил?» – подумал Петухов, отпирая дверь, но оказалось, что радио выключено, а странные звуки сами рождаются в воздухе вместе с запахами талого снега, мокрой коры деревьев и сырого асфальта. «Может быть, жена аэрозоль купила?» – стал принюхиваться Петухов, но в это время его ослепило сияние, вспыхнувшее словно весеннее солнце в зеркале, которое выносят из мебельного магазина. Петухов зажмурился и снова открыл глаза, увидел всю комнату в тюльпанах и розах, а над балконом висел цветущий яблоневый сад с дорожками, усыпанными белыми лепестками. Петухов тряхнул головой, сбрасывая с себя наваждение, и ринулся на кухню чистить картошку. Он вспомнил, что и раньше у него бывали подобные видения, но тогда это происходило во сне, а утром почти забывалось, теперь же он видел все наяву, ясно и отчетливо, и казалось, протяни руку, и коснешься, дотронешься. «Галлюцинации!» – решил Петухов и выронил наполовину очищенную картофелину, упавшую на пол и закатившуюся под кухонный стол.

Он нагнулся за упавшей картофелиной и в это время услышал, как его позвали:

– Товарищ Петухов!

Он медленно поднялся с колен, отложил картофелину вместе с воткнутым в нее ножом, снял фартук и, готовый к любым неожиданностям, решительно двинулся в комнату. И вот тут-то, ступая босыми ногами по дорожке яблоневого сада, откуда-то издалека, из прозрачного весеннего облака, к нему вышла женщина в легких, развевающихся на ветру одеждах, с распущенными золотистыми волосами и с цветущей веткой в руке. Она проникла сквозь двойные стекла, сразу очистившиеся от инея, встала на подоконник и спрыгнула на пол. Улыбнувшись Петухову, она протянула ему цветущую ветку (так обычно гости дарят цветы хозяевам), поправила волосы и села на диван. Петухов заметил, что диван при этом даже не примялся от тяжести. Не веря своим глазам, он осторожно коснулся плеча женщины и ощутил вдруг, что она бесплотна. Ветка, которую держал Петухов, тоже не имела веса и не падала, если он выпускал ее из рук.

– Кто вы? – спросил Петухов, с удивлением слыша свой голос, обращенный к бесплотной тени.

– Весна, – ответила женщина, вытягивая перед собой уставшие и перепачканные весенней грязью ноги.

– Весна?! – переспросил Петухов, стараясь показать, что он скорее не расслышал слова женщины, чем усомнился в них. – Но насколько я понимаю, весна – это одно из времен года, а вовсе не человек с руками и ногами. У вас же есть и руки, и ноги, и такие красивые волосы...

– Тогда считайте, что я аллегория весны, – поспешно поправилась женщина, словно заботясь о том, чтобы собеседник не изменил мнения о ее волосах. – Помните, на картинах итальянских мастеров весна часто изображалась в виде молодой женщины?

– Помню, помню, – обрадовался Петухов, в юности увлекавшийся живописью. – Чему же я обязан вашим посещением?

Он старался выражаться как можно изящнее, в духе итальянской учтивости.

– Ничему. Просто я вас люблю, – призналась она.

– Любите?! – Петухов от растерянности выпустил из рук ветку, и она повисла в воздухе.

– Да, люблю, – женщина виновато вздохнула. – Я впервые увидела вас, когда вы ремонтировали балкон, затем отводили девочек в школу, затем стояли в очереди за помидорами, затем спешили на работу... вы были такой озабоченный и даже ни разу на меня не посмотрели.

– Я чувствовал, что мне жарко, но думал, это от спешки, – стал оправдываться Петухов.

  • В закладки
  • Вставить в блог
Представьтесь Facebook Google Twitter или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.

В 4-м номере читайте о знаменитом иконописце Андрее Рублеве, о творчестве одного из наших режиссеров-фронтовиков Григория Чухрая, о выдающемся писателе Жюле Верне, о жизни и творчестве выдающейся советской российской балерины Марии Семеновой, о трагической судьбе художника Михаила Соколова, создававшего свои произведения в сталинском лагере, о нашем гениальном ученом-практике Сергее Павловиче Корллеве, окончание детектива Наталии Солдатовой «Дурочка из переулочка» и многое другое.



Виджет Архива Смены

в этом номере

Затянувшееся детство?

О некоторых вопросах гражданского и духовного становления молодых

Право на щедрость

О студенческом стройотряде безвозмездного труда