Высокое напряжение

Он мог по праву считать себя потомственным метрополитеновцем: там работали и отец его и мать. Отец начинал ещё в шахте Метростроя, потом стал дежурным по станции.

Метрополитен всё ещё остаётся приметой юности нашей древней столицы: ещё так свежи в памяти первые шахты, возникшие посреди улиц, а потом первые, только что открытые станции и удивление перед эскалаторами, бесшумно движущимися вверх и вниз, и отражение огней приближающегося поезда в сверкающем мраморе колонн и стен подземного дворца, и стремительная быстрота движения в тоннелях, и таинственный «третий рельс», спрятанный у самой кромки станционного перрона и дающий энергию моторам электропоезда...

Всё это вызывало удивление ещё совсем недавно, а вот, оказывается, есть уже потомственные метрополитеновцы - второе поколение людей, работающих в этих подземных дворцах столицы.

К этому второму поколению принадлежал и Леонид Теплов. Он пришёл на метро без всякой специальности и был принят на работу как ученик электромонтёра. Тот самый третий рельс, на который он прежде с любопытством поглядывал с перрона, занял теперь в его жизни самое большое, самое важное место. Вместе со многими другими людьми Леонид Теплов должен был заботиться о том, чтобы этот третий рельс неизменно получал ток высокого напряжения, необходимый для того, чтобы поезда могли перевозить по подземным трассам миллионы москвичей.

Он работал на станции «Динамо», а потом на станции «Аэропорт».

Приходили поезда от «Сокола», уносились к «Маяковской»... Был февраль 1942 года. Ещё очень свежо было воспоминание о том, как четыре месяца назад, 6 ноября 1941 года, окружённый стальными колоннами подземный вестибюль «Маяковской» превратился в зал заседаний и оттуда по радио прозвучали над всей страной, над всем миром спокойные и уверенные слова величайшего из людей - сталинские слова о неминуемой гибели фашистских захватчиков и о грядущей победе.

Эти слова были обращены к каждому. Они были обращены и к Леониду Теплову. Нужно было выполнять задачу. Нужно было хорошо, отлично выполнять своё дело - вот что означали эти слова. Это он и старался делать.

Он учился.

Проработав полгода, Леонид сдал испытания на помощника дежурного по тяговой подстанции.

В семнадцать лет это не так уж мало. Но он продолжал учиться. Ведь можно стать и дежурным...

* * *

... Он говорил несколько минут. Рассказал о родителях, о том, как приехал с ними в 1935 году из Сибири в Москву. Как учился в школе. Как пошёл работать. Этим исчерпывалась вся биография. Всё было впереди, в мечтах и планах. Но разве об этом расскажешь?!

В комсомол его приняли единогласно.

Председатель, посмотрев на часы, сделал комсомольцам знак рукой и включил репродуктор. В большой, тускло освещенной комнате раздался отчётливый, неторопливый голос Левитана. Диктор читал вечернюю сводку Совинформбюро:

«...наши войска вели ожесточённые бои в районах Клетская, Цымлянская, Кущевская, Сальск...»

Леонид вздохнул. Вот где ему хотелось быть! В тех местах, о которых говорил диктор и где с боя добывали победу!

Впрочем, об этом мечтали многие из тех, кто сидел в зале.

Гурьбой они вышли на улицу. Тёмные дома Большого Черкасского переулка словно сдвинулись во мраке ещё теснее. Машины с погашенными фарами шелестели по асфальту навстречу. «Вероятно, к Кремлю», - подумал Теплов и сразу представил себе кабинет товарища Сталина, карту на стене и телефон, связывающий вождя со всеми фронтами, с Уралом, с Сибирью - со всей страной. Леониду всегда казалось, что Сталин знает место каждого солдата. Солдатами были все: на фронте и в тылу. Все дрались за победу, и место каждого определил Сталин.

Теперь, когда Леонид был принят в комсомол, он ещё отчётливее почувствовал себя включённым в единую армию великого советского народа, самоотверженно сражающуюся за торжество великого, справедливого дела. Какое это было высокое и вдохновляющее чувство!

Меньше чем через месяц после общего собрания, 2 сентября 1942 года - Леонид на всю жизнь запомнил эту дату, - его вызвали на бюро Куйбышевского райкома ВЛКСМ.