Второй закон Ньютона

Пить чай я не пошел, постеснялся, хотя кишка кишке протокол писала. Уже поздно пришла Тамара, принесла бутерброд с колбасой и кружку с чаем. Я начал было отказываться, но она поставила кружку с чаем на брезент и, улыбнувшись, ушла.

Утром встал раньше всех, потому что и не спал вовсе. Сбегал к бочке с водой, умылся, затем спустился в овраг и набил карманы камнями. «Чем больше масса, тем больше ускорение».

Тамара была уже на площадке. Она сама надела на меня парашют, застегнула лямки. По пути к самолету поднял с земли еще пару камней и сунул в карман. Чтоб уж наверняка.

Загрохотали моторы, под ногами мелкой дрожью заходил металлический пупырчатый пол, и я ощутил, как задрожали у меня колени. Я попытался унять дрожь, пошевелил ногами, хрустнули в кармане камни. Ну, думаю, мимо земли не пролечу. Самолет нудно и долго забирался вверх, затем выровнялся, звук мотора осел, из пилотской кабины вышел бортмеханик, открыл дверь, и те, кто сидел у двери, встали, выстроились в затылок друг другу. Еще раз прозвучала сирена, парашютисты, сутулясь, подходили к двери, на секунду заслоняли светлый проем, кто-то большой и сильный срывал их и уносил в серую пустоту. Через минуту настала наша очередь.

Тамара, она шла первой, у двери оглянулась, отыскала меня глазами, подмигнула и под звук сирены выскользнула из самолета, как птица полетела вниз.

Тыкаясь носом в соседа, я двигался к двери; гулко, точно отсчитывая последние секунды, билось, рвалось из груди мое сердце. Я изо всех сил прижимал к себе запасной парашют и не заметил, как передо мною открылась бездна. Осталось сделать маленький шажок; с обморочным чувством я сделал его и полетел вниз, как когда-то в темноту аэроклубовского подвала.

Воздушный поток подхватил, потащил в сторону, надо мной мелькнул хвост самолета. Я сжался в комок, над головой хлопнул купол, и тут со мной произошел конфуз. Штаны мои, стираные-перестираные, не выдержали груза камней — лопнули, слетели с ног и, закручиваясь в жгут, теряя на лету камни, устремились к земле.

— Кто штаны потерял? — откуда-то снизу раздался Тамарин голос.

Я, поджав ноги, голыми коленями резал утренний воздух. Земля, плоская, ровная, надвигалась снизу, из-за горизонта высунулся крохотный язычок солнца, и надо мной алым пламенем загорелся тугой, наполненный воздухом купол парашюта. Хотелось петь, кричать, — наконец-то свершилось.

А на земле тем временем начался переполох. К тому месту, где должен был приземлиться я, неслись машины «скорой помощи» и руководителя полетов. Им показалось, произошло что-то серьезное, все видели — разорвало человека.

Приземлился я на поле, смотрю — бегут ко мне санитары с носилками. Я отстегнул парашют и рванул в другую сторону, спрятался за машину руководителя полетов.

Мне отыскали разорванные штаны, Тамара починила их. Но едва я вышел из палатки, раздался хохот; оказывается, собрались посмотреть на меня. Хорошо, что рядом была Тамара, она разогнала ротозеев, пригрозив, что не допустит до прыжков. Отныне и на всю жизнь я знал: удачу зовут Тамарой.

После обеда приехал Володька Савватеев и сообщил, что Клара Ефимовна шлет мне «привет». Ничего даром в жизни не дается, за все надо платить. Я пропустил контрольную, Клара Ефимовна выставила мне за четверть двойку и оставила на осень.

Пришибленный этой новостью, я шел по школьному коридору и тут услышал сзади шелестящий детский шепот:

— Он, я же говорю он.

— Кто это?

— Ну тот, который без штанов летел. Говорили пятиклассники, слава о моих подвигах уже достигла школы. В другой раз я бы показал им, но мне было не до них...

Витька Смирнов сдержал слово, показал Клару Ефимовну Колчаку. В сером бостоновом костюме, с букетом цветов, поблескивая золотой фиксой, Ленька в сопровождении двух дружков-сватов появился перед школой. Усевшись на скамейку, достал из кармана коробку папирос «Казбек», раскрыл ее, сваты, сдвинув на затылок вельветовые фуражки, услужливо щелкнули зажигалками. Выпустив на волю дымное кольцо, Ленька стал ждать.

Из школы вышла Клара Ефимовна и, тюкая по асфальту каблучками, двинулась было мимо, но сваты вежливо преградили ей дорогу. С лавочки поднялся Ленька, подошел к учительнице, протянул цветы. Но долгого разговора не получилось, Клара, выслушав предложение, начала махать руками, случайно задела сумочкой Колчака и, взвизгнув, бросилась обратно в школу. Ленька стряхнул с костюма невидимую пылинку и, бросив букет на асфальт, зашагал со школьного двора. Этим же вечером Клара написала заявление об уходе и перебралась в город.

Летом Володька уехал в лагеря летать на планере, а я вместо того, чтобы ехать с ним, остался в школе заниматься с Петром Георгиевичем, который сразу же нащупал белые пятна в моих математических познаниях. Обычно, давая задания, он доставал свои потертые «Павел Буре» и открывал крышку.