В пять часов вечера Слава Самохин дописал последнюю строчку и с удовольствием закрыл тоненькую папку «дела». «Дело» совершенно плевое, кончится наверняка миром до суда, а пришлось потратить на него целый день: ехать на место, опрашивать соседей...

В комнату неслышно вошел Коля Бусыгин, исполнявший в последнее время обязанности начальника оперативного отдела вместо болевшего без конца Антипина. Коля спешил и не тратил времени на дипломатию.

– Будь другом, Слава! Прокатись в Озерки, привези мне одну красну девицу: ей в город срочно надо.

– А две не надо?.. С какой стати?! Я тебе что?.. У тебя отдел, свои люди.

– Все в разгоне, Слава. Я бы сам слетал, да у тещи день рождения: жена не поверит, что некого было послать, – демонстрация, скажет, и больше ничего. – Коля искренне огорчился, опустился на стул, задумался. – У меня Толстых один остался, но ты же знаешь, как охоч он до женского пола. А девчонка, честно говоря, что надо. – Коля, как мандат при голосовании, поднял перед собой фотографию. – Видал, какая пава!

У Славы сердце остановилось и воздух застрял в горле, потому что на фотографии была Таня Бакланова, его бывшая одноклассница, несколько неестественно снятая, «под артистку». Коля обрадовался произведенному эффекту.

– Ты успеешь на последний автобус... Она тебя встретит, ты выйдешь, возьмешь ее за белы рученьки – и назад.

– «Она тебя встретит...» – передразнил его Слава: им овладело какое-то странное возбуждение. – Встретит...

– Да нет... – Коля почуял, что дело слажено. – Она точно тебя встретит. Сейчас объясню... В общем, она озерская, работала в Новосибирске продавщицей. Их там накрыли во главе с директором: кого спрятали до суда, кого под расписку. Нашу красавицу тоже отпустили, потом хватились на допрос, а ее и след простыл. Понятно, запросили нас... Я позвонил в сельсовет – тут, говорят, который день мать дожидает. Мать-то, оказывается, как раз перед этим отпросилась и к ней поехала. Ну вот, эта теперь сидит и только выходит автобус встречать...

Слава взял фотографию, посмотрел на нее и положил в карман.

Таня жила в том же доме, где почта, с обратной стороны, но остановка была рядом, и Таня могла первой увидеть его хоть с остановки, хоть из окна своего дома. А Слава этого не хотел: специально забегал домой переодеться в штатское. Собрался было в библиотеку к Наде предупредить, что может не успеть проводить ее после работы, но почему-то передумал. Что-то задержало. Ну, не было такого, чтоб вот надо забежать, и все! Это вышло совсем неожиданно. Он даже не ощутил страха потерять ее – такую красивую, стройную, рассудительную. Хотя он давно понял, что лучшей жены ему не найти. Она все знала: как правильно питаться, одеваться, лечить простуды или ушибы. При этом всегда мила, весела: редко что могло испортить ей настроение. Ее не смущало, что Слава милиционер, тем более что сейчас у них и форма приличная и содержание. Слава и сам понимал, что форма новая – это хорошо, зарплату добавили – тоже хорошо, но когда Надя говорила об этом, что-то в том было нехорошее... Минуя знакомые очертания бань и притонов, шел по едва приметной тропинке и думал об истории появления в Озерках Таниного отца. Когда Слава приехал сюда учиться в девятом классе, его уже не было в живых: умер от старых ран, – но историю его появления здесь знал каждый мальчишка, и каждый повторял ее при случае, как легенду, с небольшими художественными отклонениями. Но какова бы ни была доля неправды в этих рассказах, одно было определенно – это был самый уважаемый человек в деревне. Говорили, что он девять лет прослужил на флоте, был разведчиком, участвовал во всяких десантах, подрывался на минах, тонул, много всякого другого с ним случалось за долгие годы морской службы.

Начальник районного узла связи мичман запаса Трошин так сказал о нем председателю колхоза Ивашкину, которого, говорят, не любил:

– Привез тебе нового заведующего в отделение связи. Что этот парень повидал, не дай бог, чтоб тебе приснилось... Я револьвер должен оставить, сам понимаешь, деньги, ценности, так что тут с ним поосторожнее.

Ему немалых усилий, наверно, стоило держать в себе насмешливую улыбку, когда лицо председателя привычно загорелось от гнева, а потом стало каменно-серым.

– Нарочно мне шлешь сюда!.. – шипел Ивашкин. Трошин пояснил:

– Хороший парень! Боевой, дисциплинированный. Ну, а дальше кто его знает – в душу ведь не залезешь... Поработает – разберешься.

...Широко расставив ноги, в тельняшке с засученными рукавами, стоял новый заведующий у низкой городьбы своего казенного дома и смотрел по сторонам – на тихую, изнывающую от зноя деревню, на широкий плес, уходивший рукавом в озеро, на матово-зеленую кромку бора по ту сторону воды. Оседала поднятая трошинской полуторкой пыль, и в этой пыли гнала гусей к озеру молодая, красивая женщина, похожая на индуску. Красавицу эту, вдову из кубанских эвакуированных, Ивашкин еще в войну привез из города вместо умершей в родах учетчицы. Она долго и удивленно взирала на непривычную стать невесть откуда взявшегося здесь матроса, но ничего не сказала и не спросила.

В жилой и служебной половинах почтового дома новый заведующий навел флотский порядок и с видимым удовольствием его поддерживай. И, как со временем убедились деревенские, он каждый день свой воспринимал с удовольствием: жара или холод, грязь или пыль – все ему по душе, и все он улыбается. «Ничего, – говорил он мужикам, приходившим пожаловаться на какую-нибудь стихию, – была бы голова цела».

Вечером лишь иногда можно было заметить на его лице едва уловимую тень – то ли усталости, то ли сожаления о прожитом дне. В такое обычно тихое закатное время он надевал флотское, садился с баяном во дворе, и в чистом, отстоявшемся воздухе широко растекались плавные звуки вальса «Амурские волны» или «На сопках Маньчжурии». Бабы на огородах поднимали головы от гряд, замирали и прислушивались, потому что играл он очень душевно.

Каково же было удивление для всей деревни, когда черноволосая учетчица пришла однажды на почту и при толпившемся там народе, отдышавшись, настойчиво спросила:

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• 9
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.