- Пойми ты! - сказала она, прикасаясь к его руке. - Я бы осталась с тобой, в моих силах все изменить. Даже вот сейчас, в последнюю минуту. Но если бы ты не был таким! Мальчишкой, не знающим жизни, который не хочет никого слушать. Ведь ты никогда не хотел меня слушать, а я тебе только желала добра, милый!

Алеша хотел снова вспомнить все, что у них было, все неповторимое, чего никогда не могло быть у других, и не мог вспомнить.

- Пойдем, - сказал он. И, наклонившись, поднял лыжи. - Тебе пора.

- И ты ничего мне не скажешь?

- Нет, - ответил он и покачал головой. Несколько секунд она молчала. У нее задрожали ноздри и влажно заблестели глаза.

- Ты думаешь, я зареву?

- Нет, - ответил он мягко. - Вот за это я тебя и уважаю.

Молча они прошли эти несколько шагов мимо толпы провожающих, милиционеров, носильщиков, дежурных, которая расплывалась в их глазах пестрым пятном.

У выхода на поле она спросила его:

- Ты напишешь мне? На почтамт.

- Да, - ответил он искренне. И так же искренне он верил, что никогда этого не сделает. - И ты тоже напиши. Смотри, уже пора. Сейчас уберут трап.

Он смотрел, как она идет - одна по белому полю. Так идут, ожидая пули в затылок или страстной мольбы вернуться. Ему показалось странным, что в его власти было сделать так, чтобы тяжелый лайнер прыгнул в морозное небо без нее. Он подумал, что это может случиться, но тогда он себе не простит... И тут же высмеял себя: «Можно подумать, что от тебя что - нибудь зависит... Кто хочет остаться, тот остается и не спрашивает».

У трапа она обернулась и помахала рукой. Он знал, что она близорука, и все же помахал в ответ. Трап отвезли, и стали вращаться винты одного из моторов: четыре лопасти - вправо, четыре - влево. Потом они слились в одну сверкающую розетку, и под крылом задрожал воздух, взвилась снежная пыль.

Алеша вышел на площадь и стал на лыжи. Он хотел добраться до леса раньше, чем самолет успеет взлететь. Он бежал, дыша ртом; сжимало горло. Несколько раз он останавливался поесть снега, чтоб проглотить тяжелый комок. И он не успел добраться до леса. Он увидел, как движется смерч пыли на взлетной полосе, и из сверкающего облака взмыла гигантская серебристая птица. Она дождалась своего, она исступленно ревела моторами и медленно вбирала в себя свои тонкие ноги.

... Одинокий лыжник бежал через поле, и над ним, над самой его головой, пронесся огромный лайнер, оглушив его и накрыв фиолетовой тенью. Лыжник поднял голову и увидел длинный ряд круглых окошек вдоль фюзеляжа. «Она смотрит, - подумал он. - Должно быть, я кажусь ей тараканом, ползущим по листу ватмана. Ну, и черт с ним, пусть так, ей легче прощаться!»

У леса он остановился и вытер рукавом мокрое лицо. Лесная тишина успокоила его. Лыжня была синей перед закатом, только по краям лежали теплые, оранжевые блики. Он взглянул на солнце, висевшее низко в зеленом небе, и, свернув, побежал кратчайшим путем.

«У тебя еще две недели, - сказал он себе, - и надо хоть что - нибудь нащупать. А потом вернуться в цех. - Он услышал ровный стрекот станка и кислый запах металла и горелого масла. - Зато никаких шефов. И голова идет вслед за руками. И ничего больше. Вот только лыжи зимою, хоть два часа в неделю, без этого тебе, пожалуй, не обойтись».

Он стоял на холме перед длинным и прямым спуском и думал о том, как вернется в Шереметьевскую, и одуревший от скуки пес бросится с бешеным лаем на забор, а в окнах приподнимутся занавески, а потом надо будет готовить себе суп из концентрата - один брикет на четыре тарелки. Потом он уснет, чтоб у него было второе утро и легче работалось за полночь.

Он сильно и далеко оттолкнулся палками и помчался по склону вниз. И вдруг понял, что все сегодняшнее останется в нем надолго и даст ему твердость. И, круто повернув внизу, подняв фонтан радужной пыли, исчез в этой пыли, за поворотом, в деревьях.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.