- Я не умею верхом, - сказал Зернов. Всадник захохотал и что-то сказал по-немецки. Теперь хохотали уже все трое: «Не умеет! Лекарь, наверно».
- Посадите его в середину. Поедете по бокам - нога в ногу. И следите, чтоб не свалился. А ты? - повернулся ко мне черноусый.
- А я вообще не собираюсь ехать, - сказал я.
- Юрий, не спорьте! - крикнул мне Зернов. Он уже сидел верхом, держась за луку седла. - Соглашайтесь на все и оттягивайте время.
- По-цыгански говорит? - угрожающе спросил черноусый.
- По-латыни, - озлился я. - Доминус вобискум. Поехали! И вскочил в седло. Оно было не английское, нынешнее, а старинное, незнакомой формы с медными бляхами по углам. Но это меня не смутило: ездить верхом я выучился еще в институте, где нас понемногу учили всему, что входит в программу современного пятиборья. Черноусый хлестнул мою лошадь, и мы вырвались вперед, обгоняя Зернова с его боковыми телохранителями. Мы мчались молча, рядом: черноусый ни на шаг не отпускал меня. Я слышал стук копыт моего коня, его тяжелое дыхание, ощущал тепло его шеи, упругое сопротивление стремян - нет, то была не иллюзия, не обман зрения, а реальная жизнь, чужая жизнь в другом пространстве и времени, всосавшая нас, как всасывает свои жертвы болото. Близость моря, теплая влажность воздуха, каменистый серпантин дороги, виноградники на склонах, незнакомые деревья с крупными широкими листьями, блестевшими на солнце, как лакированные, ослы, медленно тянувшие двухколесные скрипучие повозки, одноэтажные каменные домишки в селах, слюдяные оконца и ниточки красного перца на кровлях, подвешенные и разложенные для сушни, грубые изваяния мадонн у колодцев, мужчины с бронзовыми торсами в рваных штанах до колен, женщины в домотканых рубашках и совсем уже голые ребятишки - все это говорило о том, что мы где-то на юге Франции или Италии. Около часу продолжалась наша скачка, к счастью, не изобиловавшая препятствиями, кроме огромных валунов у дороги - остатков когда-то расчищенных осыпей. Задержала нас невысокая, в полтора человеческих роста, белая каменная стена, огибавшая лес или парк на протяжении нескольких километров, потому что конца ее мы не видели. Здесь, где стена поворачивала на север от моря, стоял человек в таком же маскарадном костюме из потертого, изрядно поношенного зеленого бархата, в видавших виды, как и у моих спутников, рыжих ботфортах и в шляпе без перьев, но с большой, ярко начищенной медной пряжкой. Правая рука его лежала на перевязи из какого-то тряпья, может быть, старой рубахи, а один глаз был закрыт узкой черной повязкой. Что-то знакомое показалось мне в этом лице, но заинтересовало меня не лицо, а шпага, угрожающе сверкнувшая в левой руке. Всадники спешились и стащили Зернова с лошади. Он даже стоять не мог и ничком упал в траву у дороги. Я хотел было помочь ему, но меня предупредил одноглазый.
- Встаньте, - сказал он Зернову, - можете встать?
- Не могу, - простонал Зернов.
- Что же мне с вами делать? - задумчиво спросил одноглазый и повернулся ко мне. - Я где-то вас видел. И тут я узнал его. Это был Монжуссо, собеседник итальянского кинорежиссера за ресторанным табльдотом. Монжуссо, олимпийский чемпион и первая шпага Франции.
- Где вы подобрали их? - спросил он.
- На дороге. Не те?
- А вы не видите? Что же мне с ними делать? - повторил он недоуменно. - С ними я уже не Бонвиль. Красное облако вспенилось на дороге. Из пены показалась сначала голова, а за ней черная шелковая пижама. Я узнал режиссера Каррези.
- Вы Бонвиль, а не Монжуссо, - сказал он, углы губ его и впалые щеки при этом отчаянно дергались. - Вы человек из другого века. Ясно?
- У меня своя память, - возразил одноглазый.
- Так погасите ее. Отключитесь. Забудьте обо всем, что не имеет отношения н фильму.
- А они имеют отношение к фильму? - Одноглазый покосился в мою сторону, - Вы предусмотрели их?
- Нет, конечно. Это чужая воля. Я бессилен изъять их. Но вы, Бонвиль, можете.
- Как?
- Как бальзаковский герой, свободно творящий сюжет. Моя мысль только направляет вас. Вы хозяин сюжетной ситуации. Бонвиль - смертельный враг Савари - это для вас сейчас определяет все. Только помните: без правой руки!
- Как левшу, меня даже не допустят к конкурсу.
В 12-м номере читайте о «последнем поэте деревни» Сергее Есенине, о судьбе великой княгини Ольги Александровны Романовой, о трагической судьбе Александра Радищева, о близкой подруге Пушкина и Лермонтова Софье Николаевне Карамзиной о жизни и творчестве замечательного актера Георгия Милляра, новый детектив Георгия Ланского «Синий лед» и многое другое.