Он сидел за столом, как чужой, как случайный гость, которого долго, но не очень радушно приглашали к обеду. Молча помешивал ложкой в белой глубокой миске дымящийся борщ, крошил для чего - то корочку хлеба, не отрывая от нее взгляда. Наконец проговорил точно через силу:

- Садись и ты... Вместе пообедаем...

- Ешь уж, - вздохнула Ульяна, не отходя от печки, и с болью взглянула на мужа.

Он по - прежнему лениво помешивал борщ, поднимал над миской полную ложку, дул на нее и подносил ко рту. Так он делал и раньше. Даже когда еда была холодная, он по привычке дул, как будто боялся обжечься. Как и раньше бывало, он сидел, облокотись левой рукой о стол.

Странно, даже такие мелочи не забылись. А думала: выветрится из памяти все, сотрутся следы обиды. Сама сглаживала ее, сама приказывала себе забыть утраченное, примириться с судьбой. И уже, казалось, начала забывать, уже беспокойство и тревога почти не трогали ее.

И вот он вернулся. Кажется, совсем не изменился за эти два года. Разве чуть постарел. Тонкие морщинки лучатся вокруг глаз, две глубокие бороздки отделяют щеки от нервно вздрагивающих губ. Кадык на шее то резко выступает, то снова скрывается.

Ульяна смотрит на мужнину сорочку, давно не стиранную, с обтрепанным воротничком. Такой у него раньше не было, видно, сам покупал. Вот штаны, которые сейчас на нем, и пиджак, лежащий на облезлом чемодане возле порога, и сам чемодан - это прежнее, домашнее.

Ульяна вспомнила вдруг, что до сих пор на дне сундука лежит его новехонький костюм, только один раз и надевал - на Октябрьские праздники: вышитая сорочка, желтые туфли. Не отдала ему тогда, спрятала: «Ты будешь таскаться по свету, а мне дочку надо кормить». Думала, когда придется туго, продаст все это и как - нибудь перебьется. Повод продать, конечно, случался не раз, но воспользоваться им она не решалась и, чтоб избавиться от искушения, засунула все эти вещи на самое дно сундуке. Горько шутила сама с собой: «Пригодится для зятя!»

Ульяна стояла возле печки, положив ладонь на край выбеленной плиты, и не могла ни сдвинуться с места, ни сесть, как будто приросла к влажному, недавно обмазанному желтой глиной полу. Там, где прошел муж, на светлой глине виднелись темные следы башмаков. Если бы это случилось прежде, она пристыдила бы его: не ценит чужого труда. А теперь было безразлично. И неудобно делать ему замечание, ведь он... как малознакомый гость...

Чужой... Сразу нужно было сказать ему об этом, как только переступил порог. Зачем затеяла этот обед? Чтобы скрыть растерянность, выиграть время для успокоения потревоженной души? Но помогло ли это? Каждая минута присутствия мужа лишь увеличивала тревогу, и уже трудно было владеть собой. Но нельзя и показывать этого, пусть Иван не думает, что его приезд взволновал ее. Нужно не терять спокойствия.

- В гости или как? - глухо спросила Ульяна и сама удивилась, как изменился ее голос.

Иван прокашлялся в кулак.

- Насовсем, думаю, - ответил он, подняв впервые на нее глаза - серые, испуганные, умоляющие и, кажется, чужие. - Поскитался, хватит.

- И что же думаешь делать?

- Как что? - заметно оживился муж. - Теперь в колхозах людьми не разбрасываются. Люди нужны. И я... бригадиром пойду! - решительно сказал он и отодвинул миску. Потом встал, подошел к замолкшей Ульяне.

- А ты почему такая? Не рада? Виноват я... Забудем то...

- Борщ остынет, ешь, - отстранилась от него Ульяна.

Иван громко вздохнул, грустно покачал головой и снова сел к столу.

Ульяне почему - то стало жаль его.

Приоткрылась дверь, и показалась головка Гали, дочки. Увидев в хате гостя, девочка рванулась к матери и уцепилась ручонками за юбку. Глаза ее холодно и вопросительно глядели с круглого замурзанного личика. Ульяна резко прижала к себе дочку, как будто желая защитить ее от удара, и стала гладить ее светловолосую головку.

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.