– А что ж! Мы, Бяшкины, завсегда... Слышь, а может, вылезти к ним в горницу днем, когда все на работе, передвинуть мебель, а разными там тарелками, чашками выложить во дворе: Бяшкины – si! Карасевы – по!
– Иван Кузьмич, давно ль по-испански вы начали петь?
– По радио слышал – красиво...
В тот субботний день ни один вид мести не был утвержден: очень уж высокие требования предъявили мы себе. А в воскресенье вечером ко мне ворвался Бяша и с порога, странно сияя, всадил в меня, как гарпун, вопросик:
– Ну, чего удумал?
– Март на дворе... – неуверенно объявил я. – Можно мартовских котов наловить – и в погреб к Карасям: такой концерт зададут... – И я стыдливо потупился, страдая от убожества своей выдумки.
– Эх, ты, Петро, башка с ведро, а кроме литража, никакого барыша. Айда за мной!
Посреди однокомнатной Бяшиной избушки стоял стол, непривычно застланный расписной, видать, бабкиной еще, скатертью, а на нем красовались миски с солеными грибами: рыжиками и лисичками, груздями и маслятами, чернушками и свинушками, подосиновиками и сыроежками и, конечно же, грибными королями – белыми.
– Это чего, Бяша? День рождения у тебя? На рынок мотался?
– Не-а, – лучился акульей улыбкой Бяша, тая в могучей груди взрыв хохота. – Это моя месть Карасям! Не словил?
Я не словил, и, когда отгремели раскаты удовлетворенного Бяшиного хохота, он сказал:
– Кто в деревне лучше меня солит огурцы? Никто. А кто лучше Карасей солит грибы? Тоже никто. Так вот я сегодня ихние секреты раскушу, и это будет им нож в сердце!
– Значит, грибочки эти из карасевского погреба? По туннелю имени прадеда Анисима приплыли?
– Ну, не с базара же, – снисходительно подтвердил мою догадку Бяша. – Бери сметану, подсолнечное масло, чего хочешь, а я без приправы пробу снимать буду, чтоб вкус не перебивала.
Хрустально заискрился «Ермак Тимофеич» в тонких фужерах, извлеченных из глубины буфета
ради такого торжественного случая. Бяша посерьезнел, неспешно прожевывая дары природы, к каждому грибку осуществляя индивидуальный подход. При этом он то прикрывал глаза, то воздевал их к потолку; то тихонько причмокивал, вытягивая губы, точно для поцелуя, то нарочито громко чавкал, неистово терзая нежную грибную плоть; а то внезапно замирал, видимо, нащупывая ключ к раскрытию тайны. Его зубастый рот был сейчас микролабораторией, в которой проводились сложные исследования. Через четверть часа Бяша сказал:
– У них, слышь, всякий гриб свой лесной вкус хранит. Подберезовик, к примеру, с моховиком никак не спутаешь. Да что там – красную сыроежку
от белой отличишь! Мастера-а...
Следующее заявление Бяша сделал через полчаса.
– Солят и горячим посолом и холодным... Нутам
В 10-м номере читайте о жизни и творчестве поэта Арсения Тарковского, о том, как Наполеон чуть было не породнился с семьей российских императоров, о Лидии Делекторской – ставшей музой художника Матисса, о романтике, мастере психологической прозы - писателе Джозефе Конраде, окончание детектива Ларисы Королевой «Шоу толстушек» и многое другое
С членом Президиума Академии наук СССР, президентом АН УССР, директором Института электросварки имени Е. О. Патона, дважды Героем Социалистического Труда Борисом Евгеньевичем Патоном беседует специальный корреспондент «Смены» Леонид Плешаков
Отрывок из незаконченного романа