Окончание. Начало в №3

- Вы помните свой первый концерт в профессиональном качестве?

– Конечно. Мы дали его в декабре 1973 года в деревне Лойма недалеко от Сыктывкара. Стоял страшенный мороз, и в клубе, располагавшемся в здании бывшей церкви, было так же холодно, как и снаружи. Первое, что мы сделали – обкололи лед с дров, решили протопить церковь, дабы не замерзнуть, пока соберется публика. Разожгли изразцовые печи, а вьюшки открыть забыли – дым валит в помещение. Однако разобрались со всем, проветрили зал, и к началу концерта в клубе было тепло и уютно.

– А зрители собрались?

– Пришла вся деревня. Да. собственно, куда ей деться, чем время убить в долгий декабрьский вечер? А тут молодые ребята, девчата играют, поют, пляшут – веселье.

Вот так для «Эхо» начался первый период его концертной жизни, период, затянувшийся на долгие шесть лет. Мы выступали в колхозах, совхозах, перед лесниками, геологами, добытчиками нефти и газа. Изъездив вдоль и поперек республику Коми. потихоньку стали выбираться и за ее пределы по обмену с филармониями других краев и областей. Съездили, помню, на БАМ, Саяно-Шушенскую ГЭС, в Братск, Ангарск, Усть-Илимск. По Колыме накрутили пятнадцать тысяч километров. На каком-то перевале, помню, у нашего автобуса заглох мотор. Мотор заглох – кончилось тепло, и, чтобы не замерзнуть, мы выламывали из-под снега ветки елок, лиственниц, жгли костер. Под одним из деревьев весьма кстати нашли мерзлого зайца. Ведь не собирались застревать в дороге и никакой еды с собой не взяли. Ободрали добычу, зажарили на углях, съели. Только через сутки на нас наткнулась встречная машина. Ее шофер дал нашему какую-то катушку, он поставил ее, и мотор автобуса завелся. Теперь, думаю. понятно, почему в «Эхо» была такая большая текучесть?

И все-таки, вспоминая тот неимоверно трудный период, я порой прихожу к выводу, что он был в определенном смысле полезен и необходим. Теперь меня ничем не испугаешь. Если завтра из этого прекрасного номера в «России» я неожиданно попаду в захудалый Дом колхозника заштатного городка, поверьте, прекрасно во всем сориентируюсь: начищу картошки, воткну кипятильник. Все загудит, завертится, все будут сыты и довольны.

- Что говорить, трудности вырабатывали правильное отношение к жизни. более глубокое понимание ее. Они помогали трезво взглянуть на избранный род деятельности и, если хотите, даже на жанр и собственное место в этом жанре. В общем, польза была. Беда только, что экстремальный период затянулся. Нельзя столько лет вымаривать людей в ожидании, что им когда-нибудь подфартит...

- Но, наверное, даже в то время вы о чем-то мечтали, строили какие-то планы относительно своей карьеры? Скажите откровенно, вам хотелось стать «звездой» эстрады?

Какой артист не мечтает, не строит радужных планов? Стать «звездой»? Конечно, хотелось. Но желание это было абстрактным. Всерьез замахнуться на такое у меня дерзости не хватало. Мои коллеги, выступавшие тогда по телевидению, казались мне недостижимыми вершинами...

— Кто, например?

— Лещенко, Ротару, чуть позже появилась Пугачева...

— А когда же и вам наконец повезло?

— Началось с того, что мы разругались со своей филармонией. Там никак не могли определить свое отношение ко мне. Меня зритель и в те годы любил. У меня и тогда автографы брали. Пусть я не был широко известен, но тот, кто попадал на мои концерты, не оставался равнодушным. Хотя я по-прежнему носил шубейку с чужого плеча, пел песни, которые звучали с экрана в ином исполнении, моя манера запоминалась, нравилась... или активно не нравилась. И всевозможные худсоветы, чувствовавшие, что в моей необычной манере что-то есть, никак не могли прийти к окончательному решению: хорошо это или плохо, и... на всякий случай ругали, запрещали, не давали работать, били по рукам. Сколько себя помню, когда дело касалось моего сценического облика и поведения, мне всегда говорили: стой, как все, что ты дергаешься? Я это | слышал с первого класса еще холмогорской школы, когда учитель заставил ; меня запевать в хоре, обнаружив, что я пищу громче других. Понимаете, когда я брал высокую ноту, мне обязательно хотелось помочь себе рукой, дернуть ногой, прыгнуть – этого требовало все мое естество. А в ответ на такой искренний внутренний порыв я слышал: стой, как все, не дергайся. И позже, в художественной самодеятельности фабрики, института, в филармонии – всюду я слышал тот же упрек: чего ты дергаешься. Но мы, кажется, отвлеклись...

В конце концов наши отношения с филармонией окончательно испортились. Пять лет мы ютились в Сыктывкаре в гостинице. Только на шестой год нас осчастливили местами в общежитии. На квартиры мы не могли даже надеяться. Ни на какие конкурсы нас не посылали, и в завершение всего группу решили расформировать...

— Может быть, вы были убыточными?

— Совсем нет. Мы стоили крохи, и эти крохи полностью окупали. В какое село или поселок ни приедешь – всюду полный сбор. Другое дело, мы были хлопотными. На наше выступление то пришлют восторженный отзыв, то возмущенный, что это, мол, за безобразие вы прислали – какой-то кудрявый поет, прыгает, пляшет.

— Извините, Валерий, но если вы сами коснулись этого предмета, я тоже скажу: ваши кудри действительно.многим не дают покоя. Откуда они у вас?

— Таким родился. Мать кудрявая и сын кудрявый – это естественно. Пройдитесь по улице, встретите довольно много людей с вьющимися волосами – и ничего, никто не обращает на них внимания, никто не спросит: «химия» это или нет. Если же такая шевелюра у артиста, само собой разумеется, что он с утра до вечера их на горячей кочерге накручивает или парик напялил.

— Понятно... Итак, ваши отношения с филармонией Сыктывкара настолько обострились, что в 1979 году вашу группу решили расформировать...

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.