Мне памятен день, когда я впервые ступил на немецкую землю, точнее сказать, землю того германского государства, что находится к западу от Эльбы.
...Кёльн встречал нас ярким майским солнцем. Пока поезд подтягивался поближе к громаде знаменитого на весь мир собора, город несколько раз показал руины. То были струпья, оставшиеся от тяжелых ран военной поры.
В тот же самый день, ровно через восемнадцать лет после Дня победы над германским фашизмом, мне пришлось стать свидетелем других следов коричневого кошмара.
— В городском суде, — сказал встречавший меня приятель-журналист, — сегодня слушается дело Отто и Бергера. Да, тех самых эсэсовцев, что зверски убили Эрнста Тельмана...
И вот мы в сумрачном зале суда. Товарищ наскоро вводит меня в курс дела. Оказывается, Отто и Бергер были распознаны давно. Однако прокуратура Кёльна лишь после долгих месяцев проволочек приступила к предварительному допросу свидетелей.
Свидетели давно ждали минуты, когда смогут дать показания правосудию. Эта надежда теплилась в мюнхенце Мариане Цгоде, когда он еще был узником лагеря смерти Бухенвальд.
Цгода, спрятавшийся в лагерном угольном складе, своими глазами видел расправу над Эрнстом Тельманом. Теперь в Кёльне он сможет рассказать об этом. Он призван к этому своей совестью, чувством братства с погибшими товарищами.
Но прямо на наших глазах, на глазах всех присутствующих в судебном зале перед Марианом Цгодой выросла стена. Он хотел говорить о делах бухенвальдских убийц, а прокурор засыпал его совершенно иными вопросами:
— Федеральные власти предполагают, что до запрета Германской компартии вы распространяли в Мюнхене коммунистические листовки. Вы признаете это?
— Верно ли, что представители так называемой Германской Демократической Республики поддерживают с вами контакты?
Свидетель понимал, что каждую минуту прокурор Корш провоцирует его, ждет, когда же он сорвется. И этот пожилой человек из Мюнхена нашел в себе силы остаться спокойным. Цгода настойчиво требовал, чтобы вопросы касались существа судебного процесса. В конце концов он свидетель обвинения, а на скамье подсудимых находятся нацистские преступники.
В поединке нервов сдался прокурор. Выведенный из себя Корш в бешенстве кричал со своей кафедры:
— Цгода! Что, собственно говоря, вы имеете против Отто, который вам ничего не сделал? Подумайте хорошенько, что вы сказали! Остаетесь вы при своих прежних показаниях? Или вы хотите в тюрьму или на каторгу?!
...Если бы по горячим следам я взялся тогда писать о судилище в Кёльне, в корреспонденцию, возможно, легли бы такие строки: «...ни разгром фашистской военной машины в сорок пятом, ни прошедшие восемнадцать послевоенных лет ничему не научили господ коршей».
Но два года, прожитые в стране реванша, подсказали мне другой ход мыслей. Нет, люди с коричневой идеологией извлекли урок из прожитого. И будь сейчас жив фюрер, он предпочел бы одного битого нациста двум небитым. Не об этом ли говорит тот факт, что недавно созданная в ФРГ откровенно фашистская по своему духу национал-демократическая партия растет, как на дрожжах? И развивается вся эта раковая опухоль на виду у миллионов западных немцев, переживших ужасы войны, среди них находит свою питательную среду.
Вот уже десять лет, как Бонн спрятал за решетку совесть западногерманского народа — его коммунистическую партию. Он глушит всякий честный голос на берегах Рейна. Милитаризм вскормил бундесвер — чудовищную сороконожку о миллион солдатских сапог. Реакция уже торжествует принятие первых из «чрезвычайных» законов, тех, что изгоняют из федеративной Германии не только остатки — самую тень буржуазно-демократических свобод.
Как же так? Ведь должен видеть народ, что его ведут к гитлеровским порядкам!
Несколькими отмычками к совести народа пользуется фашизм. Они не новы — к их помощи прибегали еще гитлеровцы. Первая из отмычек — это культивирование у людей равнодушия.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.