Последние годы Ю. Н. Тынянов работает над большим романом «Пушкин». Первая часть романа «Детство», уже опубликованная в журнале «Литературный современник», заканчивается поступлением Пушкина в лицей. Сейчас писатель работает над второй частью, целиком посвященной царскосельским годам поэта.

Две книги, которые Тынянов написал до этого, в сущности, были подступом к большой теме «Пушкин». Уже в «Кюхле» упоминается смуглый курчавый мальчик, не раз доводивший до слез героя повести - Кюхельбекера.

В романе «Смерть Назир Мухтара» на горной кавказской тропе встречает Пушкин гроб с телом своего петербургского знакомого Грибоедова.

Для специального пушкинского номера «Смены» Ю. Н. Тынянов дал еще нигде не опубликованный отрывок из второй части романа «Пушкин».

Они часто гуляли вдоль прудов, - к озеру; плотина между первым и вторым прудом называлась Чертовым мостом, и в этом нагромождении камней был и мрамор и гранит, которые, казалось, лежали здесь от века. Он любил эту искусственную дикость.

Простой, дикий памятник стоял здесь серою скалою; носы кораблей торчали во все стороны, напоминая о море.

Когда озеро замерзло, они подошли к самому памятнику и прочли надпись на бронзовой доске. Надпись была длинная, как все вообще старые надписи, которые отливались в бронзе и высекались на камне с многословием и повторениями. Это была память морской победы, которую Федор Орлов одержал у Морей. Упоминались полуостров Морея, порт Витуло, Модона. Говорилось о капитане Баркове, который взял Лассаву, Бердони и Спарту. Последним значился бригадир Ганнибал: «Крепость Наваринская сдалась бригадиру Ганнибалу».

Он никому ничего об этом не сказал; он слышал, как глупый Мясоедов, прочитав, сказал Тыркову бессмыслицу:

- Какой - то Ганнибал - наварил. А Тырков ответил:

- Ганнибал, это - из древней истории.

Он и сам хорошенько не знал, какой это Ганнибал. У них в доме мало говорили о Ганнибалах. Потом он решил, что это его дед, о котором он слышал, что тот был моряк. Он хотел было сказать об этом Пущину, да потом отложил. Но каждый раз, когда они проходили мимо озера, он смотрел на простой темно-синий с прожилками камень; темные носы кораблей старой зеленой бронзы торчали во все стороны; старый камень одиноким столбом стоял у Чертова моста. Это был его дед.

Тайком, чтобы не заметили, он надвигал фуражку на лоб.

Он кланялся деду.

В ходу были вольности. Корф часто посылал ловкого дядьку черноусого Леонтия в немецкую кондитерскую за пряниками. Леонтий даже устроил у себя под лестницей, в каморке, польскую кавярню: у него стоял там столик, покрытый чистой салфеткой, - и по требованию вмиг появлялась чашка кофе, столбушка сухарей. Воображение разыгрывалось. Они завтракали у Леонтия так, как их отцы в палерояльском кабачке.

Горчаков однажды выпил маленькую рюмку ликера и два дня ходил, когда никого из надзирателей не было, покачиваясь: он воображал себя пьяным. Они важно рылись в кармашках и благосклонно давали Леонтию на чай. Только у Александра и у Кюхельбекера не было денег - у Александра никаких, а у Кюхельбекера было два рубля, которые он дал себе обет хранить до конца первого курса.

По приказу Пилецкого, стали отнимать у них книги, привезенные из родительских домов. Гувернер Чириков ходил из кельи в келью и собирал их. Книжки же, которые сунула в его белье Арина, - было все, что он имел. Он решил не отдавать книг, не понимая, как будет обходиться без Вольтера, без Пирона с картинкой. Чирикова, который пришел отнимать книги, Александр встретил с таким видом, что тот отступил. Гувернер был хил и тщедушен, со смуглым лицом, порченым оспой, в обхождении всегда ровен и вежлив. Он со вздохом искоса посмотрел на Александра и развел руками. И Александр отдал ему книги.

За завтраком сказали им, что книги вернут, когда они вырастут, и что есть надежда, что вскоре государь пожалует свою библиотеку, которую он читал в молодости, - тогда библиотека эта будет в галерее, что меж лицеем и фрейлинским флигелем. Галерею эту называли аркой. Теперь у него ничего более не было. Он был гол как сокол.

Сергей Львович посетил лицей. Это не легко ему далось. Надежда Осиповна, узнав, что он собирается в Петербург, молча стала укладываться. Сергей Львович обомлел. Он собирался ехать один, а теперь поездка теряла для него много прелести. Наконец, они уговорились: Надежда Осиповна сошьет себе новую шубку, потому что в старой ей ехать никак нельзя, и приедет к супругу в Петербург. Сергей Львович сам это придумал, но тотчас почувствовал, что разорится.

Между тем поездка его имела цель чисто служебную. Комиссионерство в Московском интендантстве, что ни говори, было для него унизительно, притом приносило ужас как мало доходу; он ехал в Петербург, чтобы навестить Александра и заодно узнать, нельзя ли перевестись в столицу, а буде нельзя, - куда угодно на место, более его достойное. Шаткость нынешнего курса внушала ему некоторые надежды: близость войны была очевидна для всех, происходили то и дело перемещения, назначения и проч. Интендантская должность была почти военная. Он не мыслил более о карьере, которая могла бы открыться, - она слишком долго не открывалась, - но, как старый игрок, не мог забыть, что все есть дело случая. В Москве ничто боле его не удерживало. Далеки были те времена, когда он хаживал к славной Панкратьевне, бог весть, существовала ли она. Он едва мог удовлетворить свою страсть к игре, поигрывая иногда безденежно в штосе со своим старым гвардейским товарищем, служившим теперь в департаменте и впавшим в ничтожество.

Перед самым отъездом он вдруг с решимостью отчаянья заявил Надежде Осиповне, что денег на ее шубку у него совсем нет, а придется ждать оброка. Надежда Осиповна поняла, что ее обошли, и дала ему пощечину. Она надулась и сверкнула глазами, но Сергей Львович, к удивлению ее, перенес все это довольно бодро, наскоро облобызал детей и уехал.

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.