И куда-то убежала. Она была все такая же. Крошечная и взъерошенная, словно воробей. И ресницы большие. И веснушки на лбу. И глаза – не голубые и не серые, а словно какие-то морские, глубокие. Валя вскоре вернулась:

– Пойдем!

Возле какого-то полупогреба с большим амбарным замком стоял пожилой. лет за сорок, солдат с большими прокуренными усами. На плече у него была винтовка, а во рту огромная самокрутка.

– Вот тебе фриц, Кирилл Мефодиевич! Прячь его под замок и чтоб сидел там до утра.

– Есть, Валентина Никаноровна, – весело отозвался часовой и полез за ключами. Немца сунули в погреб, и часовой запер замок.

– Теперь твой фриц не пропадет, – сказала Валя.

– Он Ганс, а не фриц, – пояснил я.

– Бог с ним, кто он, – сказала Валя. – А теперь ко мне.

Мы ели и пили спирт и чай и разговаривали, разморенные и усталые. И Валя сидела с распущенными волосами и была такой прекрасной, как никогда.

Утром Валя накормила нас с немцем. И мы отправились дальше. Когда вышли, снова вспомнил про веревку. Пришлось снять ремень и затянуть Гансу за спиной руки.

Если раньше нам попадались какие-то люди, военные, то сейчас наступило полное безлюдье. Стояла тишина, и ни души вокруг. Я смотрел на карту, вроде идем правильно, но до «хозяйства Семенова» все оставалось десять – двенадцать километров.

Я уж стал подумывать, хорошо бы мне встретилась любая воинская часть, спихнул бы я этого Ганса под расписку – и дело с концом. Почему в конце концов десятый арткорпус? А если он перебазировался куда! Немец осточертел мне. С ним и словом не перемолвишься.

Вспомнил еще одно немецкое слово – «кляйн» – «маленький», но про «кляйн» что ему скажешь? Ни к чему сейчас это слово. Стал думать о Вале – и на душе полегчало. Ничего, скоро все кончится, мы снова встретимся, и тогда... впереди была небольшая дубовая роща. Я еще подумал: «Обойти – не обойти?» – но дорожка шла через рощу, и мы углубились в нее. Немец мой шел вроде спокойно, хотя и рыскал изредка по сторонам.

Где-то пели невидимые птицы. Солнце упруго пробивалось сквозь голые ветви. На некоторых деревьях уже набухали почки.

«Глубокий тыл», – подумал я.

– Гут, – улыбчиво сказал немец. Видно, и на него подействовало наступление весны.

– Гут, гут, – повторил я.

Как-то забылась долгая дорога, и на душе стало хорошо.

А когда мы вышли из рощи, я от радости глазам своим не поверил.

По шоссе тянулась колонна – «газик», а за ним пять или шесть подвод.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.