Первого октября 1962 года народ Индонезии наконец добился своего: над бывшей столицей Нидерландской Западной Гвинеи — Холландией, теперь Котабару, взвился флаг свободы. Известие об этом застало меня в Джакарте. Разумеется, я тотчас начал искать возможность если не побывать в Западном Ириане, освобожденном от колониальных оков, то хотя бы повидать настоящих ирианцев.

Флаг Индонезии в Западном Ириане поднят, но пока еще хозяином там является Организация Объединенных Наций. Она взяла под опеку эту территорию, чтобы в мае 1963 года окончательно передать ее Республике Индонезии. Поздно вечером ко мне прибегает мой приятель, индонезийский моряк.

— Товарищ Саша, я слышал, вы интересовались ирианцами!

— Да.

— На острове Амбон, это недалеко от побережья Западного Ириана, есть один парень, бывший священник. Нет, в бога он уже не верит, партизанил в джунглях. Спас трех наших парашютисток и на пироге доставил их на Амбон. Всего десять дней назад. У меня друг — военный летчик, завтра он туда летит. Утром мы за вами заедем. Вернетесь на следующее утро.

Весь день второго октября я говорил с Якобусом, двадцатипятилетним ирианцем, от которого, казалось, еще веяло запахом моря, джунглей, пороха. Чуть ниже среднего роста, коренастый, с длинными руками, Якобус, видимо, очень силен. Курчавые, отливающие синевой волосы коротко подстрижены, его круглая бородка похожа на шотландскую. Глаза большие, озорные. Порой они мстительно холодные: глянет, и становится жутко. Выражение лица определить трудно, оно непрестанно меняется. То, сверкнув слепящей белизною зубов, вспыхнет улыбкой, то помрачнеет и мгновенно состарится, то, разгладив морщины, застынет в мальчишеском удивлении. На правой щеке Якобуса — племенной знак: три выжженные полоски. Одет в серую рубашку, узкие парусиновые брюки и легкие кожаные башмаки.

Меня он встретил приветливым рукопожатием.

— Русия байк, сламат Маклайдан матагари Гагарин. Персахабатан, мердека! (Россия — хорошо, добрый Маклай и высокий Гагарин. Дружба, свобода!)

Его рассказ я передам так, как он сохранился в моей памяти.

На задание отправились пять девушек: Сукьярти, Сити, Рохайя, Мурани и Чао. Сукьярти была командиром группы. Самолет сбросил их в пустынном прибрежном районе Факфака. Они должны были связаться с местным партизанским отрядом ирианцев и с их помощью наладить отправку разведывательных данных в Сурабайю.

Сити и Рохайю голландцы схватили сразу же после приземления. На второй день их четвертовали на городской площади. Остальные патриотки скрылись в джунглях. По всему Факфаку и в окрестных деревнях полиция расклеила листовки с обещанием по пять тысяч гульденов за головы Мурани и Чао и десять тысяч за голову Сукьярти.

Якобусу о парашютистках рассказал старый Йоханес, свой человек из Факфака, приносивший ему в джунгли еду и новости. В первую минуту Якобус порывался идти в город, выяснить все подробности. Йоханес его остановил. Он сказал:

— Не делай глупости, твоя жизнь нам еще пригодится.

Голова Якобуса у колонизаторов тоже была в цене: сунуть в карман двадцать тысяч гульденов охотники найдутся. Надо соблюдать осторожность.

Сцепив на затылке ладони, он лежал на раскидистой ветке агата, по привычке вслушивался в хрусткие шорохи джунглей. Сквозь густую листву сеялся жиденький свет луны. В стороне моря с шипением плескался прибой. Коротать ночь на дереве было не совсем уютно, но на такие мелочи Якобус перестал обращать внимание.

Куда же девались те трое парашютисток! Бедняги, партизан теперь они увидят тут не скоро. Отряд на прошлой неделе понес потери. Уцелели только Ахмат, Буа и Якобус. Ахмата Якобус послал за инструкциями в Соронг. Буа забрал с собой Йоханес: парень тяжело ранен. Якобус остался один. За год рядом с ним погибли десятки людей, а сам он и бороды не обжег. Разве Якобус прятался от пуль! Или от них он заговорен! Его, конечно, никто не обвинит: отряд окружили колонизаторы, и партизаны вынуждены были принять открытый бой. Кремневые ружья, один револьвер и стрелы против автоматов и фугасок! Но они здорово дрались!

Обычно партизаны действовали засадами или нападали на мелкие отряды солдат. От крупных карательных экспедиций старались уходить. Но война есть война. Укрываться от врага бесконечно — значит признать свое поражение, не испытав, на что ты способен. Стычки всегда бывали жаркими. Попасть в плен — значит погибнуть под топором белого палача.

Что за мерзкая штука — казнь, да еще такая, как четвертование! По частям рубить человека, словно бревно. Кровожадные звери! Они думали, Якобус продаст им свою совесть. Хо-хо, господа, не тот корешок на зуб положили! Перо какаду принадлежит какаду.

В пять лет его насильно отняли у родителей. Из лесной деревушки увезли в Холландию, в миссионерскую школу для чернокожих. Там жили и учились такие же, как он, маленькие папуасы, будущие католические священники деревенских приходов. Их одели в платье белых и каждому дали новое имя. Мать звала Якобуса Тельгумом, Якобусом он стал в школе. Им говорили, что они сироты, и требовали забыть все родное: имя, семью. Католическая церковь взяла мальчиков на воспитание будто бы потому, что родители их умерли, а у белых людей доброе сердце. Все белые любят детей.

По праздникам им присылала поздравления сама королева. Обычно утренняя молитва проходила в учебных классах, но в этот день их вели в собор. Мальчики, как икону, целовали застекленный в рамку лоскуток от платья королевы, потом епископ торжественно читал ее послание:

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.