Одиннадцати лет от роду он уже студент Московского университета; к семнадцати годам оканчивает его по трем факультетам – словесному, юридическому и физико-математическому; с отрочества он владеет четырьмя новыми и двумя древними языками (позже к ним прибавится несколько восточных), серьезно занимается музыкой, пробует силы в сочинительстве; едва разразилась гроза двенадцатого года, он, подобно лучшим своим сверстникам, добровольцем зачисляется в полк; после Отечественной войны, «после дорого купленных побед» желает употребить свои способности «по статскому ведомству», служит в коллегии иностранных дел (где и Пушкин числится, только что выпущенный из Лицея), живет поначалу в Петербурге (позже служба забрасывает его на Восток, на Кавказ), проводит время в кругах литературных и театральных, среди его приятелей немало замечательных представителей тогдашней молодежи – выдающиеся умы и горячие сердца, он (по его же слову) много «дурачится», «я молод, музыкант; влюбчив и охотно говорю вздор», – признается он, но мы-то теперь знаем, какие споры велись «между Лафитом и Клико» (литератор и декабрист Александр Бестужев, он же Марлинский, сообщает: «С Грибоедовым, как с человеком свободомыслящим, я нередко мечтал о желании преобразования России»); после 14 декабря 1825 года он мог сказать о себе вместе с Пушкиным, что «был в связи с большею частью нынешних заговорщиков».

Накануне восстания пошла в списках комедия «Горе от ума» (позволение печатать будет дано годы спустя, после смерти автора), все читают, «грому, шуму, восхищению, любопытству конца нет», свидетельствует сам сочинитель, рукописная комедия, по замечанию Пушкина, произвела «неописанное действие» и вдруг поставила Грибоедова «наряду с первыми нашими поэтами».

Последние годы его жизни ознаменованы успехами на дипломатическом поприще: весной 1828 года, после подписания Туркманчайского договора с Персией, Грибоедов привозит мирный трактат в Петербург, здесь встречает его, по собственному ироническому выражению, «атмосфера всяких великолепий» – пушечный салют, царская аудиенция, чин статского советника, орден Анны с бриллиантами, четыре тысячи червонцев и назначение на высокий пост полномочного министра (посланника) в Персии. На этом посту он и погибает, исполняя свой долг: «самая смерть, постигшая его посреди смелого, неровного боя... была (по слову Пушкина) мгновенна и прекрасна»; юная Нина Чавчавадзе, дочь известного грузинского поэта, едва полгода успевшая быть женою Грибоедова, погребла его прах в Тифлисе, на горе святого Давида и начертала на камне слова, скоро сделавшиеся знаменитыми: «Ум и дела твои бессмертны в памяти русской, но для чего пережила тебя любовь моя?»...

Но все не так ладно, не так складно, как видится на первый взгляд. Проницательный Пушкин призывал друзей создателя «Горя от ума» взяться за его жизнеописание, сетовал, что «замечательные люди исчезают у нас, не оставляя по себе следов», – и провидел трудности на пути будущих биографов, жалел, что Грибоедов не оставил записок, хотя несколькими годами прежде горячо убеждал приятеля не жалеть о потере записок Байрона: исповедь английского поэта – в его стихах. Но как проникнуть в тайное тайных грибоедовской души и помыслов!.. Горестный упрек – «люди верят только славе» – вырвался у Пушкина также в связи с раздумьями о Грибоедове, о неоцененности его.

Обширнейшие познания, которые Грибоедов не устает приобретать с малолетства и до последнего своего дня («он много читал по всем предметам наук и много учился», – рассказывает близкий его друг), дают пищу уму и сердцу, но в огромной своей части не находят применения для пользы соотечественников. Не стихают споры о связях Грибоедова с общественными движениями эпохи: если вообще его «декабризм» теперь не подвергается сомнению, то мера принадлежности к тайным обществам, его отношение к программам и планам будущих декабристов, их стратегии и тактике вызывают разногласия (вскоре после бунта Грибоедов доставлен в столицу с Кавказа, где в ту пору служил «секретарем по дипломатической части» при генерале Ермолове, почти четыре месяца содержится на гауптвахте Главного штаба как подозреваемый в причастности к делу 14 декабря, но в числе немногих оправдан и освобожден «с очистительным аттестатом»). Дипломатическая деятельность Грибоедова, замечательная и по сути своей и в конечном счете по завоеванному признанию, с одной стороны, увлекает его, с другой, представляется ему «посторонним делом», чуждым поприщем, да и направляют и оценивают эту деятельность вчерашние палачи друзей, братьев, товарищей, – он мечтает возвысить службу до служения (народу, отечеству) среди молчалиных и скалозубов, среди тех, для кого «служить» означает не более как «прислуживаться». Наконец, главная, быть может, загадка, главный камень преткновения при всяком прикосновении к грибоедовской судьбе – великая и единственная комедия: сколько ни рассуждай о ранних, в общем-то не слишком значительных произведениях как о «творческой лаборатории» писателя или о «беспредельных», по собственному его определению, позднейших замыслах, оставшихся неосуществленными, и там и здесь непросто увидеть след руки создателя «Горя от ума». Великое страдание – сознавать, чувствовать, что остаешься автором одной-единственной комедии, при «том, что комедия эта не случайность, не «обмолвка» среди иных, главных твоих трудов – недаром же при самом своем появлении она названа современниками «народной книгой», поставлена «в число первых творений народных», при том, что поэзия продолжает неудержимо манить тебя («люблю ее без памяти, страстно»)...

«Есть внутренняя жизнь, нравственная и высокая, независимая от внешней» – строки из послания, отправленного в каторжные норы декабристу Александру Одоевскому, поэту и другу, нередко относят к самому Грибоедову, их написавшему. Но мысль, высказанная применительно к человеку, томящемуся «в узах и в заточении», совершенно иначе читается и развивается, когда ее «берет на вооружение» человек деятельный и действующий: «Тот, кто хочет только наблюдать, ничего не наблюдает... Наблюдать деятельность других можно не иначе, как лично участвуя в делах», – занес однажды Грибоедов в свой путевой дневник. Жизнь внутренняя и внешняя неизбежно вступают в различного рода сцепления, приходят к согласию или сшибаются в противоречиях. Пушкин это пророчески осознавал, когда говорил о «пылких страстях и могучих обстоятельствах», затемнявших жизнь Грибоедова. Слова Пушкина читаются многозначно: не только перечисление – пылкие страсти плюс могучие обстоятельства, не меньше – противопоставление могучих обстоятельств пылким страстям.

Тут очень важно это – «пылкие страсти»... «Одним из самых умных людей в России» назвал Грибоедова опять-таки Пушкин, другой из самых умных людей в России. Всякий, кто хоть однажды встречался с Грибоедовым, непременно отметил в нем громадный ум, необыкновенный, поражающий независимостью, глубиной и силой. Личность Грибоедова представляется многим из тех, кто знал его, могуществом ума, разума, воли, торжествующих над страстями. С годами, с десятилетиями величие ума, «горе от ума» становятся преобладающими чертами создаваемого современниками и потомками образа Грибоедова. Почти через полвека после его смерти поэт Петр Андреевич Вяземский, приятель и соавтор Грибоедова, скажет о нем: «Вообще, не был он вовсе, как полагают многие, человеком увлечения: он был более человеком обдумывания и расчета». Но в дни общения с Грибоедовым тот же Вяземский пишет по горячим следам: «Он умен, пламенен» – «ум» и «пламя» поставлены рядом. И декабрист Александр Бестужев, не успевший еще испытать на себе груза привычки, с которой будут впоследствии рисовать портрет автора «Горя от ума», вспоминает: «Кровь сердца всегда играла у него на лице». Наконец, вот самого Грибоедова слова – и в них драгоценный ключ и к этому понятому одними современниками и не осознанному другими стремлению спрятать за неотразимыми суждениями ума пламень сердца, и к кажущейся подчас неожиданности выбора жизненных путей, и к приводившей иных в недоумение странности речей и действий («говорил вещи странные и удивлял Других неожиданностью своих поступков»): «Кто нас уважает, певцов истинно вдохновенных, в том краю, где достоинство ценится в прямом содержании к числу орденов и крепостных рабов?.. – напишет, выкрикнет пламенно, почти в отчаянии через год после бунта на Сенатской Площади, через пять месяцев после казни вождей восстания, через полгода после собственного освобождения из-под ареста. – Мученье быть пламенным мечтателем в краю вечных снегов...» (И следом: «Холод до костей проникает, равнодушие к людям с дарованием...»)

В канун Отечественной войны 1812 года Грибоедов уже приобрел обширные познания во многих науках, точных и гуманитарных, по свидетельству близкого друга писателя, вкус и мнение его о литературе также уже сложились. Но, похоже, в не меньшей степени сложились к этому времени и другие его мнения и вкусы.

По духу времени и вкусу
Он ненавидел слово «раб»...

выдохнулся из сердца «экспромт» в те самые роковые дни, когда следственный комитет по делу о заговорщиках 14 декабря решал его судьбу (дальше в стихах: «За то попался в Главный штаб И был притянут к Иисусу...»).

«Детьми двенадцатого года» называли себя декабристы: в походах и сражениях Отечественной войны, как никогда прежде, явственно предстали перед ними величие, благородство и мощь родного народа и вместе вся несправедливость общественного устройства, узаконившего рабство народа. «Мы проливали кровь, а нас опять заставляют потеть на барщине. Мы избавили родину от тирана, а нас опять тиранят господа» – вот мнение народное, от которого сердце сжималось болью, и краска стыда выступала на лице, и душа звала к решительному действию. Это на всю жизнь, отказаться от этого невозможно, ни ум, ни чувство здесь не ищут и не в силах найти примирения с действительностью. В бумагах Грибоедова сохранился план трагедии о 1812 годе; герой трагедии – некто «М*», крестьянин-ополченец, совершивший на войне множество подвигов, а по окончании ее отпущенный «восвояси с отеческими наставлениями к покорности и послушанию». Последний раздел плана: «Прежние мерзости. М* возвращается под палку господина... Отчаяние... Самоубийство».

При размышлении о декабристских взглядах и связях Грибоедова всего важнее, что гениальная комедия вся, от первого до последнего стиха, «рифмуется» с декабризмом. Герцен едва ли не первый назовет слово, поставит точку над «i»: «Образ Чацкого, меланхолический, ушедший в свою иронию, трепещущий от негодования и полный мечтательных идеалов, появляется... накануне восстания на Исаакиевской площади, это – декабрист»; слово в комедии не произнесено, еще не могло быть произнесено – до 14 декабря 1825-го, но все узнали – и друзья, и враги, узнали по силе протеста, с которым «век нынешний» восстает против «века минувшего», и по непримиримому осмеянию минувшего века, и по острой злободневности мыслей, которые вчера горячо обсуждались на собрании тайного общества, а сегодня оказались представлены в ярком свете рампы, и по речам, в которых эти мысли высказаны.

Писатель и критик П.А.Катенин, приятель автора «Горя от ума», видный деятель первых тайных обществ, полагает даже невероятным, «чтобы Грибоедов, сочиняя свою комедию, мог в самом деле надеяться, что ее русская цензура позволит играть и печатать». Но великое сочинение самой необходимостью своего появления, силой мысли и слова побеждало запреты властей. «Горе от ума» с невиданной скоростью распространялось в рукописных экземплярах, даже газета того времени должна была признать, что «ныне нет ни одного малого города, нет дома, где любят словесность, где бы не было списка сей комедии»; другая газета называет цифру – 40 тысяч списков!..

За полгода до восстания, весной 1825 года, деятели Северного общества решают использовать предстоящие отпуска офицеров для распространения «Горя от ума»: завтрашние декабристы под диктовку переписывают текст комедии, чтобы потом увезти его в разные города страны. Несколькими месяцами раньше один из руководителей Северного общества, «друг бесценный» Иван Иванович Пущин, доставляет рукопись «Горя от ума» в подарок запертому в Михайловском Пушкину.

Замечания, сделанные Пушкиным после чтения комедии (в письме к Александру Бестужеву), хорошо известны: «В комедии «Горе от ума» кто умное действующее лицо? Ответ: Грибоедов. А знаешь ли, что такое Чацкий? Пылкий, благородный и добрый малый, проведший несколько времени с очень умным человеком (именно с Грибоедовым) и напитавшийся его мыслями, остротами и сатирическими замечаниями. Все, что говорит он, – очень умно. Но кому говорит он все это?..» Замечания сделаны Пушкиным, многое уже заново обдумавшим и передумавшим, в политических и исторических воззрениях своих в чем-то уже обогнавшим многие суждения своего века. (Но еще недавно секретный агент доносил о поведении сосланного на юг поэта: «Пушкин ругает публично и даже в кофейных домах не только военное начальство, но даже и правительство».) «Трудно назвать эпоху русской жизни, в которую устная речь – разговоры, дружеские речи, беседы, проповеди, гневные филиппики – играла бы такую роль, – пишет о времени декабристов современный исследователь. – От момента зарождения движения... до трагических выступлений перед следственным комитетом декабристы поражают своей «разговорчивостью», стремлением к словесному закреплению своих чувств и мыслей». Ну, конечно же, умное лицо в комедии – сам Грибоедов, и подлинно пламенная душа в комедии тоже у Грибоедова; Пушкин не знает, что Александр Бестужев, с которым он делится своими замечаниями, впервые прочитав комедию, тотчас говорит себе: тот, кто написал эти строки, не может быть иначе, как самое благородное существо, – и хотя были уже знакомы, но по-светски, без души, не откладывая, скачет к Грибоедову:

– Александр Сергеевич, я приехал просить вашего знакомства. Сердце, которое диктовало стихи комедии, не могло быть тускло и холодно.

И Грибоедов, умница, пламенное сердце, отвечает, дружески сжимая ему руку:

– Очень рад вам, очень рад! Так должны знакомиться люди, которые поняли друг друга...

Историк В.О.Ключевский считал «Горе от ума» самым серьезным политическим произведением русской литературы XIX века, в образе Чацкого видел полное и зримое воплощение типа декабриста. Но самое серьезное политическое произведение написано пером вдохновенного поэта, оно вместе с тем и величайшее лирическое произведение, в каждом его слове весь духовный и душевный опыт автора, опыт ума и сердца. Принят Грибоедов в тайное общество, нет ли, «Горе от ума» рождается в пору замечательных надежд и ожиданий – казалось, пламенная мечта способна растопить вечные снега, – в пору редкого соответствия жизни внутренней и внешней, страстей и обстоятельств. Один из ближайших друзей Грибоедова на вопрос о действительной степени участия автора «Горя от ума» в заговоре 14 декабря много лёт спустя отвечал убежденно: «Да какая степень? Полная». После 14 декабря, в дни, когда, чудилось иным, собственная фортуна улыбнулась Грибоедову (с почетом и славой он отправляется полномочным посланником в Персию), он говорит другу, что никогда больше не напишет комедии: веселость исчезла.

Есть сведения, что во время царской аудиенции Грибоедов просил Николая Первого, не терпевшего даже упоминания о бунтовщиках, смягчить участь декабристов. По словам одного из них, Грибоедов во время пребывания на Кавказе «явно и тайно старался быть полезным» сосланным участникам восстания. «Очистительный аттестат», выданный следственным комитетом автору «Горя от ума», не очистил его от подозрений в неблагонадежности, высокий чин, бриллиантовый орденский крест вовсе не означают, что его попытка служения Отечеству (Грибоедов говорил, что готов «голову положить за соотечественников») видится власть предержащим благонамеренной царской службой («прислуживанием»). Грибоедов и не пытался убеждать кого-либо в противном. «Уважение к России и ее требованиям, вот мне что нужно», – пишет он о своей деятельности царскому наместнику на Кавказе за несколько недель до гибели. И в том же письме: «Главное... Помогите, выручите несчастного Александра Одоевского...» Все вокруг поздравляют его с царской милостью, а он пронзительно точно угадывает в последнем своем назначении «политическую ссылку», и ссылку гибельную. «Он был печален и имел странные предчувствия», – вспоминает Пушкин последнее свое свидание с Грибоедовым. Полномочный посланник навсегда прощается с друзьями. (Не пройдет полутора десятилетий – с тем же предчувствием скорой гибели отправится в последнюю свою поездку на Кавказ, к месту службы, Лермонтов.)

• Страницы:
• 1
• 2
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.