В последние дни своей яркой долгой жизни – в январе этого года ему исполнилось бы 90 лет – замечательный советский писатель, Герой Социалистического Труда Валентин Петрович Катаев много размышлял о будущем нашей литературы, о формировании и созревании молодых прозаиков, об их ответственности перед читателем, перед обществом, перед временем. Свои мысли, соображения, советы писатель адресовал прежде всего собратьям по литературному цеху. Однако все, что сказано им (и записано на пленку диктофона), относится, конечно, не только к начинающим литераторам, а и, по сути, ко всем молодым людям, вступающим в жизнь, ищущим в ней свое место, мечтающим обрести собственный голос и по-настоящему творчески трудиться на избранном поприще.

О труде и вдохновении

Иногда – и, к сожалению, не так уж редко – молодые люди начинают писать, руководствуясь четко поставленной и очень примитивной целью – они стремятся сделать писательскую карьеру и извлечь из нее все соответствующие выгоды. Как это ни досадно, но у нас в литературе еще можно встретить приспособленцев, которые из крика об общественном деле умудряются устроить себе золотой дождь. Кое-кто из молодых людей, насколько мне известно, хочет стать представителем этой редкой и престижной профессии, просто исходя из честолюбивых соображений и побуждений.

Кто-то считает, что для него писательство – это наиболее подходящий путь к самоутверждению, к преодолению неуверенности в себе. У кого-то же непреодолимая тяга к перу вызвана страстным стремлением к самовыражению, порожденному богатством своего духовного мира, безудержной жаждой поделиться своими внутренними озарениями и находками.

Стремление к самовыражению, пожалуй, самый верный признак таланта, еще – и я это подчеркиваю – не угасшей искры божьей. Но и этому человеку надо обязательно ставить большую, на первый взгляд недостижимую цель, чтобы все его творчество превратилось в непрерывное духовное и профессиональное восхождение. Ему нужно быть готовым к каторжному писательскому труду. Он должен поклясться себе, что всю свою жизнь будет галерным рабом большой литературы. И ни при каких обстоятельствах, даже при самом гибельном шторме не бросит весло. Тогда не исключено, что он чего-то добьется.

Если же начинающему литератору прислушиваться к голосам тех, кто считает, что работать надо только тогда, когда приходит божественное вдохновение – эта подачка с неба, – когда все вдруг делается само собой, как по волшебству, пишется, что называется, единым росчерком пера, то для него это значит обречь себя на вынужденное бездействие и, в конечном счете на полное профессиональное вырождение. Дело ведь все в том, что вдохновения самого по себе не бывает. Вдохновение и упорный, изнурительный труд всегда идут рука об руку. Понятия эти активно взаимодействующие: чем больше одного, тем больше и другого. Поэтому дожидаться, когда вещь напишется сама, без мучительных попыток, без бесконечных набросков и вариантов, по меньшей мере наивно. Если придерживаться такого пассивного взгляда на всякое творчество, то невольно возникает вопрос: зачем тогда вообще нужен художник, зачем тогда нужен творец? Чтобы быть послушным и предупредительным официантом у такого редкого гостя, как вдохновение? Нет, я твердо убежден, что напряженнейший труд и вдохновение разделить просто невозможно. Более того, одно всегда является органичной частью другого. Это как раскаленные угольки, на которых пляшет пламя. Ведь, как известно из богатейшей истории мировой литературы, вдохновение всегда сопутствовало не только самым одаренным и талантливым писателям, оно, как тень, сопровождало самых работоспособных, самых добросовестных из них. Тех, кто был по-настоящему предан литературе. Вспомните, с каким самозабвением работал Пушкин! Как он радовался, когда ему удавалось расписаться и у него один за другим рождались стихи.

И если я слышу, как какой-нибудь литератор жалуется, что у него ничего не пишется, что вот, мол, попал в унылую полосу невезения, то я твердо знаю, что виновник всего этого только он сам. Винить больше некого. Я думаю, что наше писательское ремесло сродни тяжелой работе кузнеца – только постоянной работой мы можем поддерживать творческий огонь в душе. Надо изо всех сил стараться, чтобы он не ослабевал. Тогда можно будет и смело создавать новое, и заниматься перековкой вещей, их постоянным совершенствованием. Если трудишься так же азартно и увлеченно, как кузнец, то и ты, точно так же, как и он, будешь влюблен в сам процесс созидания, пожалуй, не меньше, а может быть, и гораздо больше, чем в уже готовый предмет своей работы. Другими словами, ты, как и он, невольно превратишься в художника. И тогда уже не будет ничего удивительного в том, что у тебя будет без устали, непрерывно работать подсознание. Оно тогда будет подобно чуть притихшему, но действующему вулкану, который в любую, самую неожиданную для тебя минуту может начать извергать лаву. Вот тогда-то в нем и будет сосредоточено все таинство творчества, вот тогда в нем и будет зарождаться вдохновение. Именно в такие дни ты и будешь вскакивать по ночам и, полуслепой от яркого света только что вспыхнувшей лампы, судорожно хвататься за ручку и лихорадочно записывать – пока не ушли, не исчезли! – дарованные тебе неведомо кем драгоценные, готовые строчки.

О знаниях и учении

Думаю, что нельзя никому подражать даже в период ученичества. Надо учиться у классиков, но не подражать им. Потому что это губительно. А учиться самому важному – выразительности, лаконичности, емкости, искренности – надо. У Чехова, Толстого, Гоголя, Пушкина, Тургенева, Заболоцкого...

Мне кажется, что начинающему литератору надо как можно больше читать, прямо по списку, как это постоянно делали только что перечисленные мной писатели. Всех их отличала настоящая страсть к чтению, и благодаря этому все они были образованнейшими людьми своего времени. Кстати говоря, круг их чтения был необычайно, завидно широк. Об этом красноречивее всего свидетельствует переписка любого из этих писателей. В одном из писем Пушкина из Михайловского в Петербург, к брату, есть такие замечательные строки: «Покамест мне довольно скучно: ты мне не присылаешь «Беседы» Байрона, добро! Но, милый мой, если только возможно, отыщи, купи, выпроси, укради «Записки» Фуше и давай мне их сюда; за них отдал бы я всего Шекспира; ты не воображаешь, что такое Фуше! Он по мне очаровательнее Байрона. Как политика, эти записки должны быть сто раз поучительнее, занимательнее, ярче записок Наполеона, потому что в войне я ни черта не понимаю». В другом письме своему приятелю он признается, что испугался и устыдился того, что большинство из упомянутых тем книг по истории ему совершенно незнакомы, но обещает, что употребит все свои старания для того, чтобы их достать. Во многих других письмах Пушкин иногда буквально умоляет друзей или брата прислать несколько книг по прилагаемому списку, жалуется, что каких-то книг все еще не получил, очень просит прислать, потому что «сердцу хочется».

Я думаю, что начинающему литератору надо как можно больше черпать из душ великих людей, из их великих жизней. Мне кажется, что это будет замечательно, если чьи-то достоинства, а не только сокровища мировой культуры будут становиться твоим внутренним миром. По-моему, для всех нас большое счастье, что в нашей литературе есть такие замечательные писатели, без которых просто невозможно жить. Я твердо убежден, что их книги всегда должны быть под рукой у молодого автора.

А писать надо как можно проще. Фразы в тексте должны быть ясные, прозрачные, изящные, если хотите. Чем чаще всего занимаются молодые авторы? Для того, чтобы построить здание, они начинают строить леса, а к тем лесам подстраивают еще леса, чтобы таким образом укрепить первые леса, а потом еще землицы подсыплют – для прочности. И в результате окажется, что проникнуть в это здание просто невозможно. Потому что сквозь такие нагромождения ни один нормальный ни за что не пройдет.

Мне хочется сказать – и в этом я уже давно убедился, – что простота всегда выручает не только молодого литератора, но и зрелого, опытного писателя. С ее появлением сразу же, как по волшебству, отпадут ненужные глаголы, прилагательные, местоимения, придаточные предложения. Автор, отказавшись от всяческих ненужных ухищрений и хитросплетений, сумеет преподнести нам весомое, очищенное от всякой шелухи ядрышко, в котором зримо и выпукло будет содержаться вся суть прожитой им реальной и художественной жизни. Считаю, что молодым литераторам надо, образно говоря, работать только на свежем воздухе, без всяких масок и балдахинов.

Любой начинающий писатель всегда неизбежно ставит себя под удар, как только окунается в никому не нужные подробности. Мало того, что они дробят замысел, страшнее даже другое, о чем я уже только что говорил, – читатель на каждом шагу будет встречать самое активное сопротивление, и получится, что вместо откровенного, доверительного разговора, которого он и ожидает от книги, его будут грубо отталкивать. Разве может понравиться читателю писатель, который не пускает его к себе в книгу, не дает пожить рядом с героями произведения? Конечно же, такой писатель никому не нужен. Поэтому, мне кажется, всем нам надо как можно быстрее избавляться от бесполезного круговращения пустых и никому не нужных слов.

О смелости и мужестве

Самое великолепное качество молодого литератора – это, по-моему, замахиваться на самое трудное, на первый взгляд невозможное, неосуществимое. Вот тут-то ему и надо, ничего не бояр!?. преодолевать сопротивление материала. И чем больше этот материал будет сопротивляться, тем это будет лучше и полезнее для начинающего автора. Потому что благодаря этому он быстрее обретет определенные профессиональные навыки, приблизится к писательскому мастерству. Именно по этой причине любому новичку надо взять себе за правило доводить всякое начатое дело до конца. Это, конечно, не так-то просто, но как раз в это трудное для него время ему и следует быть посмелее, понастойчивее и как можно больше работать. Когда же еще в полную силу экспериментировать, как не в молодости? Но, к сожалению, мне известно множество случаев, когда даже очень талантливые молодые люди останавливались на полпути, не доводили начатого до ясного завершения, не завершали то, что было ими найдено, и в результате как художники шли на убыль... А сделай они еще один лишний шаг, еще одно усилие – и получилось бы какое-то открытие, может быть, даже заметное литературное явление. Находка же, которая не получила должного развития, не была доведена до конца, остается пустышкой. Вот по этой причине я предпочитаю хоть маленькое произведение, но законченное, чем большое, но в черновиках...

В молодости я дрожал над одним рассказиком как над драгоценностью: то подправлю, то что-нибудь добавлю, то одно слово уберу, то опять его на место верну. И длилось это не один год. А потом, когда его напечатал, то видеть его не мог – так я сам себя, работая над ним, замучил.

Из своего опыта я также вынес, что работать надо стремительнее, энергичнее, браться за дело только по-мужски, двумя руками.

От кого-то из писателей я слышал, что Юрий Трифонов так советовал начинающим литераторам: «Не бойтесь писать вовсю! Пусть даже идет поток графомании. На трезвую голову разберетесь». Этот призыв к энергичному, смелому письму, к письму на едином дыхании, заслуживает самого серьезного внимания, потому что если у автора будет первый черновой вариант, то после можно будет отсечь все лишнее и ненужное, придать приемлемую форму, сделать правку. Перед глазами всегда лучше иметь что-то конкретное, это намного лучше, чем иметь в голове множество, пусть даже гениальных замыслов. Очень верна пословица, которая утверждает, что живой пес всегда лучше мертвого льва.

А стремительности в работе можно поучиться у Достоевского. Вспомните, как он был вынужден меньше чем за месяц написать роман, иначе все его последующие произведения выходили бы на очень кабальных условиях. И он совершил невозможное – за 26 дней написал «Подросток».

Мне кажется, что стремительность более свойственна молодым. С возрастом – и я это по себе знаю – писать значительно труднее, несмотря даже на то, что ты вроде овладел уже определенным профессиональным мастерством.

Зрелый или даже маститый писатель иногда – перед началом работы над новым произведением – не может стряхнуть с себя сковывающего его оцепенения, потому что прекрасно знает, какие трудности ему придется преодолевать перед тем, как он сумеет добиться воплощения замысла. Он предвидит, сколько сил ему придется положить, прежде чем ему удастся прийти к цельной, завершенной книге. Он не может заставить себя работать, потому что, простите, шкурой чувствует, знает, видит, какой неподъемный перед ним материал... У некоторых писателей, насколько мне известно, уже от одних этих мыслей даже начинает побаливать сердце. Начинающим литераторам такой страх, к счастью, неведом. Именно по этой причине в среде молодых авторов иногда происходит удивительная вещь. Мне известны случаи, когда новичок вдруг – без оглядки на бесчисленные авторитеты, без убийственного, пагубного самоанализа, без мучительного вынашивания замысла, без единой мысли о том, как все же это трудно, – возьмет да и напишет хорошую книгу. И если вдуматься, как же это здорово! Он как бы пройдет по краю пропасти, даже не ведая, что находится на волосок от гибели. И если очень повезет, то и пойдет себе дальше. Но в нашем ремесле это, конечно же, большая редкость.

Новичкам в литературе, когда их бьют – а бьют их, как правило, крепко, – следует помнить, что плакать в таких случаях, как бы горько и тяжело ни было на душе, им совсем необязательно. Потому что бьют их, скорее всего, за дело и, если разобраться, для их же пользы. Плакать начинающему автору надо тогда, когда он сам вдруг сломается, растеряет себя, превратится во что-то тусклое, безликое и аморфное. Вот тогда действительно надо плакать. И плакать навзрыд.

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.