Тяжелое золото ацтеков

Анатолий Голубев| опубликовано в номере №997, декабрь 1968
  • В закладки
  • Вставить в блог

Но трудно поверить, что сотни дорогих транзисторных приемников и телевизоров, привезенных японцами в качестве сувениров, потребовались для «внутренних целей делегации». Многие склонны думать, что половина из них перешла в руки гимнастических судей и функционеров — повальное завышение оценок японским гимнастам — тому невольное доказательство.

Уже дошло до абсурда. Борьба ватерполистов из бассейна давно перенесена за ресторанные столики и в тихие комнаты отелей, где встречаются представители национальных федераций и судьи. Руководителям команд, которые не имеют двух-трех крапленых карт в сложном пасьянсе ватерпольных судей, просто нечего делать на современных турнирах.

Мы сидели на матче ГДР и Италии, который судил австрийский судья Динвебер. Его, как огня, боятся все команды. На протесты тренеров против его кандидатуры судейское жюри уже не обращает внимания: слушать всех, так и не доведется судить Динвеберу. Впрочем, есть одна команда, которая очень любит австрийца. Итальянская.

Накануне игры ГДР — Италия президент федерации утащил Динвебера кутить в ресторан на всю ночь. Перед отъездом из отеля они уединились вдвоем в номере итальянца. И только стены отеля «Каминореал» были свидетелями того, что происходило за закрытыми дверьми. Однако ночь в Зоне Росе — районе столичных кабаре и ресторанов — имела самое непосредственное продолжение на следующий день. Фолы сыпались на немцев, как из рога изобилия. Динвебер бессовестно передавал итальянцам чистые мячи.

Глядя на эту игру, тренер нашей команды Николай Простяков сказал сквозь зубы:

— Пора уходить из водного поло. Это уже не спорт, а сплошное жульничество.

Можно представить, как было противно играть немцам, когда все их усилия разбивались о судейскую несправедливость и всевластие. Когда приходилось бросать по воротам из любого положения немедля, пока судья не отобрал мяч и не передал его противнику.

А разве другое, кроме отвращения, чувство вызвал беспрецедентный случай, когда глава судейской коллегии француженка мадам Вилланше своей властью отдала победу в многоборье чехословацкой гимнастке Вере Чаславской!

После выступления на бревне Чаславска получила оценку 9,60. Несмотря на давление мадам Вилланше и истошный вой зала, судьи единогласно отказались повысить оценку. Тогда, перечеркнув собственной рукой старые баллы, она вписала новые: 9,80. Так была решена судьба золотой медали абсолютной чемпионки.

В условиях, подобных этим, был только один способ утвердить свою победу: выигрывать нокаутом независимо от того, в каком виде спорта выступал атлет. Таким нокаутом стало выступление советского яхтсмена Валентина Маннина. Крикливые прогнозы американцев о триумфальных успехах в парусе и 420 километров, отделяющих Акапулько от Мехико, как-то отодвинули для нас на второй план события, происходившие в голубом заливе. И только протокол гонок в классе «финн», случайно попавшийся мне под руку в пресс-центре, заставил вскрикнуть от удивления. Манкин лидировал по сумме трех гонок. Он выиграл первую, во второй был третьим и снова первым в третьей.

Именно тогда я решил поехать в Акапулько на седьмую регату, чтобы поболеть за Манкина. Но моя скромная помощь не требовалась. Манкин настолько прочно поймал счастливый ветер Акапулько в свои паруса, что уже по сумме шести гонок был чемпионом. Он практически мог и не участвовать в седьмой регате. Но, как истинный спортсмен, он вышел на старт с твердым решением победить и сегодня. И он победил. Он провел свой маленький «финн» с мастерством, граничащим с чудом. И весь Акапулько гудел в тот вечер одним странноватым, но уже ставшим привычным словом: «Манкин».

Степан Обрезков, герой одной из моих повестей, как-то сказал о спорте:

— Я люблю спорт за то, что он похож на действующую армию, где нет снисхождения к слабым и нет времени возиться с ранеными.

Это жестокая формула. И я не согласен со словами своего героя. Но, право, обстановка Мексиканских игр очень часто напоминала действующую армию, и счастливый ветер мог поймать только подлинный мастер и солдат. Каким был Манкин. И каких, к сожалению, у нас было значительно меньше, чем того бы хотелось.

Мехико, Мехико...

По законам восточного гостеприимства, наверно, нет большего греха, чем хаять дом, в котором тебя принимали. Однако справедливости ради я готов принять на себя этот грех... Нарушив кодекс восточного гостеприимства, хочу высказать все, что накипело у меня на душе, как бы ни было горько это признание для хозяев Мексиканских игр.

Мексиканцы сделали очень многое, чтобы игры состоялись. У них было гораздо больше проблем, чем у французов в Гренобле. И опасение, что зимние игры могли быть сорваны из-за французского легкомыслия и неорганизованности, были пустым опасением по сравнению с неорганизованностью мексиканцев. Опоздание в два часа на встречу любой важности для мексиканца является обычным, вполне нормальным явлением. Здесь, в Мехико, все приходило с опозданием: автобусы для спортсменов, московские газеты, гиды-переводчики и наши победы. Тем не менее мексиканцы создали прекрасные базы, чудо-зал, в котором проходили соревнования баскетболистов, чуть хуже условия жизни в деревне. И породили совершенно безобразную атмосферу зрительского поведения...

Мехико нашпигован памятниками прекрасной древней культуры народов майя и ацтеков. Но такой острой нехватки культуры на трибунах мне еще не приходилось видеть за все послевоенные олимпийские годы. Не признавая ничего, кроме корриды и футбола, — кстати, воспринимая их почти одинаково кровожадно, — мексиканский зритель показал себя плохим знатоком и ценителем многих видов спорта. Приток американских туристов отнюдь не способствовал повышению уровня спортивной грамотности.

И все же не невежество было доминирующей чертой мексиканского зрителя. Скорее это можно отнести больше на счет американских туристов, наводнивших залы и стадионы, поскольку стоимость билетов чаще всего была доступна лишь людям с мошною «гринго».

Но тот воинствующий национализм, пожиравший всякое уважительное отношение к сражающимся, я уже не говорю — к побежденному, сначала был неприятен, потом раздражал, а потом стал вызывать неприязнь.

  • В закладки
  • Вставить в блог
Представьтесь Facebook Google Twitter или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.

В 10-м номере читайте об одном из самых популярных исполнителей первой половины XX века Александре Николаевиче Вертинском, о  трагической судьбе  Анны Гавриловны Бестужевой-Рюминой - блестящей красавицы двора Елизаветы Петровны,  о жизни и творчестве писателя Лазаря Иосифовича Гинзбурга, которого мы все знаем как Лазаря Лагина, автора «Старика Хоттабыча», новый остросюжетный роман Екатерины Марковой  «Плакальщица» и  многое другое.



Виджет Архива Смены

в этом номере

Пушица

Рассказ

Форум: 5 000 000 думающих людей

Заметки о выставке технического творчества молодежи, посвященной 50-летию ВЛКСМ