Твои героини

У Наташи без подруги дела шли плохо. Она часами лежала в обледеневшем маскировочном халате на снегу, но была невнимательна и возвращалась ни с чем. Нового своего напарника не любила, потому что, когда разговор касался Машиного ранения, он не находил ничего лучшего, как цитировать английскую поговорку:

«Пренебрежение маскировкой - тяжёлая болезнь храбрости».

От этих умных речей становилось ещё тоскливее.

Как-то Наташу, вернувшуюся с «охоты», вызвали на командный пункт дивизии. «Дело серьёзное», - предупредил сержант. Большего от него Наташа узнать не смогла. Должно быть, он и сам ничего не знал.

- Что здесь происходит? - набросилась она на пожилого бойца, полного человека, стоявшего с группой однополчан у блиндажа комдива.

- Связь с одной частью потеряна. Посылали уже трёх - никто не вернулся. Немцы всю дорогу простреливают. Теперь, наверно, доброволец пойдёт...

Но девушка уже не слышала его. Она не шла - летела к комдиву: «Я пойду, я...»

- Идите, - сказал комдив.

Под ураганным огнём, под разрывами воющих мин Ната проползла четыре километра. Связь была восстановлена. Никто не знал, как от щемящего страха замирало сердце Наташи, как пели пули и каждая из них казалась последней.

Даже Маше она не рассказала об этом. Батальон отвели на отдых, и девушки часто посиживали в эти дни у железной печки, вспоминая московских друзей. Маша постепенно поправилась, окрепла. Она понемногу стреляла, чтобы не отстать от Наташи.

А Натка уже стала заправским снайпером!: точным, хитрым, расчётливым. «Вот вам, фрицы, вестфальская ветчина», - важно говорила она, посылая пулю в замешкавшегося немца. С ней советовались, как с бывалым солдатом. Она принимала это как должное, и приставшее к ней звание «доктор снайперских наук», пожалуй, даже льстило ей.

Батальон снова двинулся на запад. Стремительным ударам он выбил немцев из Новой Руссы, занял город. «Если один батальон может овладеть Новой Руссой, то это батальон героев», - сказал тогда генерал Ксенофонтов. Коминтерновцы не знали об этой похвале. Они уже снова неслись в бой, неутомимые, ярые, озлобленные одним видам испепелённых человечьих гнёзд.

Первые вешние воды размыли дороги наступления. У закамуфлированных стволов орудий ругались артиллеристы, танки застревали в вязкой, болотистой земле. Трудно было лежать часами в засадах, и подруги немного приуныли. В атаку их не пускали. Они помогали санитарам, занимались с учениками. В тяжёлой сече, когда немцы бросились в контратаку, девушки спасли командира, вынесли его, раненого, с поля боя. И это всё, что запомнилось в быстро пролетевшем апреле...

Май начал «войну без событий». Фронт стабилизировался, коминтерновцы закреплялись на новых рубежах - наступил праздник на улице снайперов. Девушки, казалось, совсем забыли с том, что существуют горячие щи, постель в землянке, отдых. Особенно Маша. Она была опьянена боем. Падал немец - и она издавала какой то приглушённый торжествующий крик. Ната дёргала её сердито за рукав: «Заметят».

Но однажды Наташу тяжело ранили. Она писала в Москву: «Врачи говорят, что нужно лежать не менее двух месяцев. Но это не медики! А я считаю, что с меня хватит пятнадцати дней». И, к радости Маши, она действительно сбежала из госпиталя, чтобы долечиваться в родном батальоне. Как говорят, дома и стены помогают. И снова засады, охота на зверя, короткие бои...

Жаркий, июльский день. Девушки сидят в шезлонгах на веранде старой, заброшенной дачи. Только что прочитано в газете простое письмо русской девушки из Кёльна. Молчание. Еще раскрыта широкая створчатая дверь, впустившая почтальона.

- Идём, Ната...

- Куда, Машенька?

- К комиссару. Пусть проведёт политинформацию. А потом соберу тех, кто это всё поймёт, и на передовую. Сегодня у меня немки в Кёльне поплачут...

Она убила в тот день восемь фашистских солдат. Она была тогда в десятке метров от вражеского переднего края. Чуть не подорвалась на мине, порвала о проволоку гимнастёрку.