– А я вечера прихватывать буду, – сказал цыган. – Нет-иет да и постучу.
– Машина через два часа. – Иван Яковлевич, поднимаясь, надавил на колено. – К матери подойдет... Пошли и ты, Мишка. Так уж и быть, покормлю тебя блинами, ты еще в жизни таких не пробовал!
Машина медленно шла по ночной дороге, притормаживала и плавно покачивалась...
Я выбрал бураки на середине кузова, в ямку, словно в гнездо, постелил свежего сена, и теперь мне удобно было лежать, раскинув руки, и смотреть вверх.
Бураки были сегодняшние, еще не успели настыть, от них пахло теплым нутром земли, и через висевший над пыльной дорогою бензиновый дух тоже, показалось, пробивались знакомые запахи осенних полей.
Когда машина натужно ползла в темноте на взгорок, над бортами виднелись черные края гор, но она выравнивалась, и тогда у меня в глазах опять были только бескрайнее небо да высокие звезды,
Отчего это, в самом деле, надо человеку на них смотреть?
И я думал о цыгане, который не хотел давать свою телеграмму из станицы, чтобы еще хоть немножко не то чтобы побыть, а хотя бы казаться вольным, как и его предки, бродягой, и думал о моем хлопотливом и доверчивом друге и обо всем том, что было теперь позади, но вместе, с тем как бы навсегда осталось куском и моей и их жизни.
Краем тронули душу завтрашние заботы, припомнилось отчего-то, как в ответ на мою подковырку Иван Яковлевич досадливо крякнул: хорошо, мол, тебе, вольной пташке... И я пожалел, что мы с ним на этот раз так и не посидели хорошенько и не поговорили, задним числом захотелось вдруг ему рассказать, что не такая уж она у меня и вольная, моя жизнь, и для того, чтобы посеять свою строку, которая неизвестно когда взойдет, тоже поднимаюсь я по-крестьянски рано, что случаются и в моем деле недороды, и тоже бывают ранние заморозки, что порою устаешь чертовски, и хочется тоже другой раз на все плюнуть да и уйти в такой вот цыганский отпуск... Только где я возьму коня?
А над головою медленно поворачивался светлый обод Млечного Пути, покачивалось синее мироздание.
Показалось, что сквозь тяжелый вой двигателя откуда-то издалека донесся тонкий упругий звон: «Д-дин! Дли-н-нь!»
Одинокий звон, от которого в пустеющих садах неслышно срываются осенние листья...
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.