– Ты почему пропустил пять дней, Дурнев? – Готовился к свадьбе. – А ты, Иванова? – А я квартиру ищу... Вот по каким причинам пропускают занятия ученики этой школы. Они вообще нетипичные – не носят формы, ходят на уроки без портфелей, не получают заданий на дом. На переменах здесь стоит тишина, а стены в классах такие удивительно чистые, каких в школах и не бывает. Вместо парт – столы с нетронутой зеркальной поверхностью. Только на одном, стоящем в глубине класса, на самой «Камчатке», чья-то сильная и отчаянная рука вырезала большое сердце, пронзенное стрелой, и написала «Люда».

В этой школе учатся взрослые. Они приходят сюда после рабочей смены, в первые полчаса в их головах стоит шум станков, они еще мысленно доругиваются с мастерами, докручивают последнюю гайку, а учительница уже просит рассказать об образе Евгения Онегина.

Из многочисленных фильмов, опоэтизировавших школу рабочей молодежи, мы знаем ее наиболее характерные приметы: ученики засыпают от усталости на уроках и влюбляются в молоденьких учительниц. Приметы эти в фильмах разных лет остаются неизменными, а между тем с того дня в 1943 году, когда в осажденном Ленинграде открылась первая ШРМ, школа рабочей молодежи менялась, менялась постоянно, и сейчас она далеко не та, какой, например, мы ее знали по «Весне на Заречной улице». Ученики ШРМ помолодели, тридцатилетние школьники сейчас редкость. Например, в школе № 4 города Владимира, о которой пойдет речь и дальше, возраст большинства учащихся – 18 – 20 лет. А учительницы... учительницы постарели. Потому что, как выяснилось, текучесть кадров в вечерних школах по сравнению с дневными ничтожна. Опять-таки в четвертой ШРМ основная часть учителей работает по 15 – 20 лет и уходить оттуда не собирается. Последний школьно-производственный роман отмечен здесь семнадцать лет назад. «Тогда сразу две учительницы нашли среди учеников свою судьбу», – вспоминают их коллеги сейчас.

Постоянно меняясь, школа рабочей молодежи из бараков и других случайных помещений перешла в специально для нее отстроенные здания, получила специально для нее созданные программы и учебники. Эта школа дала аттестаты зрелости десяткам миллионов выпускников и сейчас вступила в самый, может быть, ответственный период своего существования. Школа уже выучила наиболее любознательных и жадных к знаниям – тех самых «старичков», которые продирались к наукам через невероятные трудности.

А кто же остался, кого ей, рабочей школе, сегодня учить? Остались молодые люди, которые не имеют возможности ходить на занятия по достаточно веским причинам, и те, которые вообще учиться не хотят. «Каждый год мы закидываем сеть – какая-то «рыбка» выловится? Агитируем, убеждаем, всю общественность ставим на ноги. В сентябре к нам приходят сотни учеников, и среди них – люди просто самоотверженные. Есть молодые матери и отцы, которые вынуждены приходить на занятия с детишками. Такие учатся, несмотря ни на какие трудности. Но каждый год сквозь наши сети уходит самая мелкая, понимаете, в человеческом смысле мелкая, рыбка. Чем ближе мы к завершению всеобуча, тем их меньше. Но тем они и безнадежней, что ли. Остался самый трудный контингент». Этот грустный монолог принадлежит одной старой, умудренной опытом десятков лет работы в ШРМ учительнице.

– Назаров, мы с тобой не первый раз беседуем. Почему все-таки не подаешь заявление?

Симпатичный черноусый парень обаятельно улыбается, поигрывает мускулистыми, сильными плечами.

– Тут на отдых времени не хватает. Я смену отработаю, а ночь над уроками сиди?

Голос подает учительница:

– Мы уроки на уроках же и готовим. Дома можешь не заниматься, Назаров.

– Да зачем мне учиться-то? На это отвечает парторг:

– А ты разве не слыхал, что партия и правительство приняли такое решение, что каждый должен иметь среднее образование? Нам нужны образованные люди.

Назаров подталкивает локтем соседа, краснолицего парня, тоже приглашенного для беседы.

– Слыхал, Першонков? Нужны образованные. А мы, выходит, не нужны?

Он опять обаятельно улыбается и показывает всем свои сильные загорелые руки.

– Да я этими вот руками... Да я... У нас на конвейере и с техникумом работают и без пяти минут инженер есть – вот-вот диплом получит. А работа у всех одинаковая. Я за год стал универсалом, на всех операциях могу работать. И каждый месяц две сотни имею. А тот, который с техникумом, еще и отстанет иной раз. И это я-то не нужен?

Назаров накалялся, накалялся, а потом вдруг стих, для того чтобы закончить спокойно:

– Мне моей работы на всю жизнь хватит... Доверят... Не здесь, так в другом месте. И вообще я пойду. Конвейер, между прочим, стоит. Производство страдает...

Когда за ним захлопнулась дверь, учителя обратились к Першонкову:

– Ну, а ты что надумал? Мы создадим все условия, купим учебники, тетради, только учись!

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.