Цыган сидел, скрестив ноги, левой рукой продолжал покачивать мехи, и они негромко похрипывали, захлебывались в конце, фукали, и всякий раз угли вспыхивали и отвечали им легким гудом. Предплечье правой лежало у кузнеца на колене, крупная, со вздутыми жилами кисть висела свободно, и смуглые пальцы были подогнуты, словно не отошли еще от долгой работы.
Рядом с наковальней на выбитой, с остатками пожухлой травы земле высилась горка ухналей, а за спиной у коваля одно на одном лежали три или четыре колеса, висели на деревянной стойке хомут да уздечки, валялась под ними какая-то пестрая рухлядь, и, кроме кисловато-горького духа кузницы, под шатром слышны были разогретые костерком да осенней теплынью запахи сухого дерева, дегтя, старой кожи и еще чего-то, связанного с потными лошадьми да с пыльной дорогой...
Иван Яковлевич прокуренным пальцем шевельнул ухнали, спросил громко, как у глухого:
– Ты, я вижу, заканчиваешь?
– Все, Яковлевич, все! – заговорил кузнец слегка нараспев. – К вечеру с тобой, Яковлевич, рассчитаюсь... Старуха моя уже узлы связывает.
– Хэх ты, ей-богу! – как будто обиделся управляющий. – Вот заладил! А о другом ты подумал: одним побродягой на дороге больше, одним меньше – какая разница? А тут ты работник! Понимаешь? Ты мне только скажи... Останешься – я сейчас за фотографом пошлю, и завтра на почетной доске будешь висеть, руки-то у тебя золотые... Забирай себе этот дом, живи с богом, ребятишек твоих в школу определим...
Толстые усы у цыгана шевельнулись, сверкнули сахарно зубы:
– Этим рано!
– Ну, не на этот год, так на тот...
Около шатра послышался топот, цыганчата разом появились в косом проеме, сгрудились вокруг Васьки, стояли с набитыми ртами, жевали и судорожно сглатывали.
– Были бы коваль да у коваля ковалиха – будет и этого лиха! – кивнул на ребятишек Иван Яковлевич. – Вот они – не запылились!
Васька, преданно глядя на управляющего, протягивал ему широко раскрытый пустой кулек из серой бумаги.
– Давай-ка! – Иван Яковлевич только заглянул в кулек и бросил его поверх пыхнувших углей. – Ну, правильно... никого не обделили?
– Мне не дали! – тоненько выкрикнула девчонка в длинной, до пят, цветастой юбке.
– Брешет! – уверенно отбрил Васька. – Она просто быстрей жрет...
– А вы хоть заработали? – строго спросил цыган. – Конфеты?... Или на шарамыжку? Надо спасибо сказать. А ну, Колька!
Все разом расступились, а один, большеротый и большеглазый, вровень с кудлатой головой приподнял над плечами ладони с растопыренными пальцами и, покачиваясь то в одну, то в другую сторону, стал прыгать с ноги на ногу:
Фу!.. Фу!.. Не могу! Я поеду у Москву! Цыган перестал качать мехи.
– Стой, Колька! Зачем хлеб ешь – ты как неживой!
– Ты, Мишка, как тот уркаган, – подлаживаясь, рассмеялся Иван Яковлевич. – Тот кормит своего пацаненка, а пацаненок говорит: «Пап, мало!» «Мало? Прокурор добавит!»
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.